и Жун Лу. Зачем она не велела всем губернаторам провинций прислать войска для защиты столицы и Поднебесной? А если не была уверена, что её послушаются губернаторы, особенно южных провинций, зачем не сместила их? Почему не приказала Жун Лу отдать ихэтуаням иноземное оружие? Из-за трусости и нерешительности своей, из-за жадности к деньгам и слабости к опиуму… Из-за безволия она совершенно лишилась силы и стала подобна волоску, подхваченному ветром.

— А может быть она, давно зная о готовящемся восстании, сознательно не подавляла его в зародыше, раздувала и подогревала ненависть к иноземцам, чтобы совершенно лишить власти императора Гуансюя, надеявшегося опереться на них? Какая низость — так предать свой народ. Еще Менцзы говорил: «Дать народу совершить преступление, а потом наказать его — значит обмануть его». О, подлая, низкая, коварная женщина!

Она стояла потрясенная, разгневанная, опустошенная и совершенно не слышала голоса императрицы, уже третий раз позвавшей её. Ли Ляньин заглянул за ширму и шлепнул её по плечу веером.

— Заснула?

— Нет, залюбовалась, — нашлась Жун Мэй.

— Жун Мэй, — обернулась к ней императрица, провожавшая взглядом уходивших Дуаня и Жун Лу, — тебя знают как мою фрейлину и доверенное лицо. Сейчас Ли Ляньин напишет указ, а ты поезжай с ним к Сюй Туну, старому канцлеру. Я найду, кого послать и к другим чиновникам. Чжу жу чэнь сы — когда государь оскорблен — чиновники умирают. Почему-то императрица вдруг остро возненавидела Сюй Туна, члена придворной Ханьлиньской академии, а ведь некогда весьма почитала его за книжную ученость и даже назначила наставником императора Гуансюя, одарила новым домом и большим жалованием. Не за то ли, что Сюй Тун, восьмидесятилетний мудрец, едва ли не первый уговаривал её положиться на ихэтуаней, вручить судьбу свою и Поднебесной в руки китайским божкам. Вот ведь как бывает: захотел полюбоваться луной на небе, а потерял жемчужину с блюда. Даже и не жемчужину, голову теряет Сюй Тун. Или, может быть, императрица срывала досаду на беззащитном старичке? Уж он-то не возропщет. Уж его-то чиновники не услышат. А услышат, так и отвернуться равнодушно — поделом ему. Первым испробовал свою кашу. Не зря говорят: богатство и знатность, а также громкая слава подобны мимолетному сну.

И то понятно, что Дуаня наказать сейчас она не может: он императорского имени и, главное, еще имеет войска в подчинении. Потом, может быть… Жун Лу тоже не беззащитен — командует всеми маньчжурскими знаменными войсками, да и отец он её дочери, а родная кровь — неприкосновенна. Даже свирепый тигр пожирает всех, кроме своих детенышей. Но и Жун Мэй полыхала жаждой мести за утраченную надежду.

Из под листьев на ветке цветущей

Злые колючки торчат.

В потемках души человеческой

Может таиться яд{86}.

— Вы, мудрецы-недоумки, первыми должны кровью заплатить за поражение восстания и муки народа.

Примчалась она к дому Сюй Туна, благо рукой подать, совсем рядом с Пурпурным Запретным городом, вот-вот от стреляющих иноземных баррикад на улицах Посольского городка, еще одно напоминание о позоре в столице Поднебесной.

На крыльцо поднялась, оттолкнула подпоясаного сразу двумя — красным и желтым! — поясами охранника-ихэтуаня.

— От великого князя Дуаня с указом правительства, — бросила растерянному бедняку, крестьянину или лодочнику, как соломинка ветром подхваченному судьбой.

Сюй Тун стоял в маленьком зальце на коленях перед алтарем с изображением бога домашнего очага Цзаована под желтым пологом, украшенным затейливыми узорами, отвешивал поклоны и горько плакал.

— Вот указ Старой Будды, — протянула свиток и моток желтой веревки Жун Мэй. — Она повелевает тебе и всем твоим домочадцам немедленно присоединиться к душам предков.

— За что же? — взмолился Сюй Тун.

— Ты и сам знаешь, за что, — грубо ответила Жун Мэй. — Уже невозможно погасить огонь и развеять дым, а государственное дело — особенное. И пощады от Старой Будды не жди, как нечего ждать от тигров или удавов.

— Но зачем спешить. Может быть, императрица смилостивится, сохранит нить моего рода, и мои потомки останутся жить? Иначе куда деться душе после моей смерти?

— Жизнь и смерть предназначены судьбой, — твердо стояла на своем Жун Мэй, — а нить судьбы в руках императрицы. Исполняй указ, не то палач казнит тебя и твоих домашних. Публичной казнью вы будете обесчещены.

В тот же день она сообщила императрице, что Сюй Тун, а следом за ним его жена, его сыновья, жены сыновей, его дочери, их мужья, и их дети, и внуки повесились.

За Сюй Туном эпидемия самоубийств охватила столицу Поднебесной, главных городов провинций и тысяч уездных городков. Чиновники вешались, стрелялись, велели своим женщинам бросаться в колодцы, приказывали своим слугам закапывать себя с семьями живыми в вырытых ямах… Из тех, кто трусливо прятался, немногие уцелели. Карательные отряды иноземных войск хватали их и расстреливали, а их жен, дочерей, наложниц и служанок насиловали по очереди, и даже превратили Пекинский квартал в публичный дом для войск «Освободительных армий».

Владивосток, 1986–1989

Комментарии

1

Сакурадзима — вулкан на острове Кюсю.

2

Сайго Такамори (1827—11877), военный министр в правительстве Японии, весной 1877 г. поднял на Кюсю мятеж, известный как «сацумская война».

3

Сирояма — гора в окрестностях Кагосимы.

4

Окубу Тосимити (1832–1877), министр финансов, внутренних дел.

5

Муцухито (1852–1912), японский император (1867–1912). Годы его правления носили официальное название Мэйдзи — Просвещенное правление.

6

Го — единица измерения жидкости в 0,18 литра.

7

Франсиско Ксавье высадился в Кагосиме в 1549 году.

8

Годы правления императора Тэммон — 1532–1555.

9

Сёгунат — форма правления в Японии с конца XII века до 1868 г.

10

Даймё — владетельные князья в феодальной Японии.

11

Сёгун — (япон. — полководец) — титул верховного военачальника в феодальной Японии. В руках сёгунов фактически была сосредоточена вся власть в стране.

12

Тоётоми Хидэёси (1536–1598). Сёгун.

13

Токугава Иэясу (1542–1616). Сёгун.

14

Годы правления императора Каэй — 1848–1854.

15

Годы правления императора Ансэй — 1854–1859.