Но почему они не могут подружиться… В чём же их проблема?

— Люди все разные, и не всем суждено дружить друг с другом. Вот Леонардо, к примеру, — мальчик своенравный, крайне умный, смышленый, уверенный, сильный. Одним словом — гений. А вот Норберт совсем другой: он скромный, терпеливый, наивный, добрый и совсем тихий по сравнению с тем же Леонардо. Ему трудно даётся общение со сверстниками, потому что он другой. А для Леонардо, думаю, просто не интересны другие ребята.

— А мне-то что делать?

— Ничего, друг. Рано или поздно тебе придётся сделать выбор между твоим друзьями. И ты его сделаешь. Ну а пока, мне кажется, в той или иной степени вы будете уживаться вместе, хоть и с переменными проблемами.

Зельман проснулся, проспав всего несколько часов. Вообще, многое он уже вспоминал, нежели чем видел во сне. И на фоне собственных мыслей он сделал ещё один вывод из своего детства:

А ведь брат в этом плане оказался гораздо успешнее… Во всяком случае он был достаточно умен, умел здорово шутить, был очень силён да и красотой его не обделила природа. Он был, можно сказать, лучшей версией меня. Наверное, потому ему всегда легко удавалось находить друзей, общаться с окружающими. Если бы не его… гордость? он бы был счастливым человеком. Хотя, думаю, он погиб счастливым. — Зельман пустил слезу. — Прости меня, брат. Несмотря ни на что.

Король встал с постели и под хор утренних пташек отправился наружу. Осмотреться и прийти в себя.

Погуляв какое-то время по полям Невервилля, осмотрев палатки, где ожидали своего часа воины, король вернулся к стенам крепости Фридом, которая располагалась на некоторой возвышенности, вздымаясь на холме высотой в несколько футов над основным уровнем равнины. И благодаря этому с неё открывался грандиозный вид на гористо-лесные степи вдали, которые служили естественной границей между Невервиллем и Игъваром. И там Златогривый обнаружил Адияля, который, задумавшись над чем-то, устремлял свой взор на горизонт. Его длинные кудрявые волосы цвета выжженного колоса развевались от ветра, а голубые глаза были необычно ярки, наполняясь светом солнечных лучей. Когда король присел рядом, Леонель даже сперва не заметил его.

— Дух захватывает, не правда ли? — обратился Зельман Златогривый.

Адияль будто пробудился ото сна, но даже не посмотрел в сторону короля. Он лишь небрежно ответил в своей манере некоторой безразличности:

— Сложно отрицать.

— Думаю, твои надежды по поводу предстоящего боя соответствуют моим.

— Вы не можете этого знать.

— Нет, но я могу сделать вывод, исходя из того, что мы с тобой практически одной крови. Да и сидим в такой час здесь, вместо того, чтобы спать и набираться сил, — с лёгкостью в голосе парировал Златогривый.

— Одной крови… — с ухмылкой на лице и насмешкой в голосе произнёс Леонель. — Если только на четверть. Знаете, я ведь вас не простил. Вы убили мою мать. Это факт. Я себя ненавижу, что сейчас могу беседовать с вами, хотя стоило бы придушить.

Какое-то время король молчал.

— Да, может и так. У тебя есть возможность отомстить, я даже не буду сопротивляться. Знаешь, Адияль, я ведь смерти не боюсь. Возможно, это тебе ничего не говорит, но на этой войне я готов отдать свою жизнь, не заглушая свое сердце сомнениями.

— Это похвально. Однако я ведь знаю, каково ваше настоящее отношение к своей стране и к тем людям, что в ней живут и при вас страдают и голодают.

— Лживое представление. Я мог бы легко ответить, но нет никакого желания. В последние годы я стал другим человеком. При том уровне накала, в котором мы находились в начале конфронтации с Югом, сейчас мы держимся более чем достойно. Да, всем тяжело. Но лишь по сравнению с тем, что нас ждёт дальше… Мир скоро изменится. Я изменю его. Я поклялся самому себе, что воплощу в жизнь свою мечту.

— Мне интересно, как это стыкуется с тем, что не так давно я видел мальчика, совсем малого, который выглядел как труп из-за голода? А причиной этому служит то, что отец был убит бандитами, распространившимися в нашем государстве из-за вас, а мать из-за болезни, которую невозможно победить во время голода? И не говорите, что это не ваша вина.

— Ты рассуждаешь экспрессивно.

— Я рассуждаю здраво. В соответствии с нормами морали и благочестия.

— Дядя Эверард не говорил разве? Важно не то, что ты видишь, а то, как ты смотришь.

— Откуда вам это известно? — несколько удивившись, спросил Адияль уже не в риторической форме.

— Он вообще-то и меня обучал.

Адияль отвечать не стал.

— Забавно было, что Медбер всегда с уважением относился к брату, а ко мне несколько предвзято. Наверное, поэтому его взгляды по поводу моей коронации всегда были… агрессивными.

— Какая сейчас разница? Победите в войне, сделайте то, что должно. Дальше уже не ваше дело.

— Ошибаешься. Моя миссия в том, чтобы все люди на континенте жили спокойно и благополучно. Но для этого нужно потерпеть. И да. Мне тоже больно видеть, как тяжело невервилльцам. Но суть в том, что мы не одни. Есть те, кто тоже нуждается в помощи. Народ Игъвара голодает из-за нехватки ресурсов и земель, а мы из-за проблемного климата. Люди на островах Баго не жалуют того, что отрезаны от всего мира и находятся в косвенной зависимости от Игъвара. Все люди едины в одном: мы все люди. Если будем стремиться помогать друг другу, то рано или поздно все изменится. А ты, Адияль, будешь тем, кто построит на руинах прошлого новое.

Адияль не ответил. Но в голове признал, что, как ни странно, согласен с королём. И этот разговор даже несколько изменил образ Златогривого в его глазах.

— Мы долгое время разрабатывали такое оружие, которое сможет всё закончить без крови. Ампулы с жидкостью, которая вводит людей в кратковременный сон. Так что, сын Вэйрада, насчёт миролюбия я не лгал. Никогда, — произнёс он воодушевленно и встал, направившись в крепость, где будет дожидаться финала. — Я видел его лицо… того солдата, который отдал жизнь за меня. Лицо его выражало надежду… мимолетную, словно рывок глыбы в воздушную пропасть. Но этот взгляд — мой стимул, моя цель. Никто не поймет меня, но это и не важно.

Адияль не пошевелил губами, но в эту же секунду понял, что помимо него в этом мире есть еще кто-то, кто чувствует то же, что и он, пусть хоть это Зельман Златогривый.

Поместье Лузвельтов выглядело так мрачно, как никогда ещё не выглядело. Даже при подходе к золоченому ограждению