Чем более одиноким я себя чувствовал, тем сильнее становился и тем больше люди боялись меня.

Капитан совсем отдалился от меня, я полагаю, он блуждал в собственном аду медленного разложения. Вскоре я возненавидел его за то, что он притащил меня в эту прекрасную, сказочно богатую страну. Он бросил меня одного под обвиняющими взглядами экипажа. В моменты сильного упадка духа предательство Биссаро казалось мне вершиной всего, самым крупным предательством в моей жизни, и так пропитанной скверной вероломства насквозь. Биссаро. Фюример. Но мое собственное предательство жгло меня сильнее.

Чем я так не угодил королю Фюримеру? Почему я вообще здесь? «Страх» был бы правильным ответом, я подозреваю. Я был пирокастером, приближающимся к Вершине своего могущества, к моменту, когда мои заблуждения возьмут верх над остатками рассудка. Если бы только у меня был кто-то, с кем я мог поговорить, кому я мог бы доверять. Если бы у меня был хотя бы один друг. Одиночество все сильнее распаляло мою ярость, а ярость гарантировала, что я буду оставаться одиноким. Никто не заводит дружбу с пирокастером, которого того и гляди разорвет от гнева.

Мужчины считали Биссаро героем. Они восхваляли его решение убить корабельного духовного наставника, сочтя это проявлением большой храбрости и дальновидности. Наставник Райцунг не позволил бы людям с таким неистовством бросаться в безумие, никогда. Хотя Биссаро ничем не обнаружил, что знает об этом, я с некоторой завистью заметил, что капитан начинает проявлять себя как социокастер. Поклонение пробуждает худшее в людях.

Биссаро изо всех сил пытался управлять быстро разрушающимися остатками империи Уальпы, практически не понимая, что движет ее народом. Они отчаянно цеплялись за свое ошибочное мировоззрение. Люди отказывались поклоняться нам как богам, но считали нас чем-то и большим, и меньшим, чем простые смертные. Биссаро заинтересовался местными жителями, изучил их религию – причудливую смесь инцеста, солнечных богов и пестрых птиц. Он рассказывал мне об этом в те редкие дни, когда снисходил до встречи со своим ближайшим другом. Я думаю, что он находил некоторое утешение в их непоколебимой вере в такое Послесмертие, где всегда имелась возможность искупления.

– Конечно, – сказал он, – если бесчисленные миллионы туземцев верят в такое Послесмертие достаточно сильно, оно должно существовать.

Меня это не убедило.

Уальпа продолжал вести себя так, как будто он все еще император, а не бессильная марионетка. Но он был недостаточно безумен, чтобы это его заблуждение смогло воплотиться в реальность. Видя нашу неутолимую жажду к благородным металлам, Император предложил наполнить его тюрьму золотом и серебром, а взамен Биссаро пообещает освободить его и покинуть Тавантинсуйу. Капитан Биссаро, от которого на тот момент оставались в основном обмотанные сухожилиями кости, немедленно согласился. Золото было доставлено, а затем отправлено королю Фюримеру, который в ответ официально признал Биссаро наместником Новых земель. Император Уальпа пробормотал что-то о мудрости заключения сделок с пантерами. Из тюрьмы его, конечно, никто не выпустил.

Три месяца спустя, опасаясь восстания жителей Тавантинсуйу, которые значительно превосходили числом нашу маленькую команду (состоявшую к тому моменту практически только из безумцев), капитан приговорил Уальпу к смерти. Меня позвали сжечь Императора. Узнав об этом, Уальпа умолял капитана Биссаро убить его любым другим способом. Опасаясь разозлить подданных Уальпы, капитан Биссаро в качестве акта милосердия приказал задушить свергнутого монарха. Меня отослали, не дав получить ни капли удовлетворения.

Это было уже слишком.

Вечером я отправился к Биссаро. Он жил один, в одноэтажном домике, кирпичи которого выгорели на солнце и стали тепло-янтарного цвета. На нем был легкий балахон, протертый до дыр, – и сквозь них желтели ребра. Левая рука безжизненно свисала – голые кости, туго обтянутые сухожилиями, почерневшими от солнца и жары. На кисти не хватало нескольких пальцев – они отвалились некоторое время назад.

– Хорошо выглядите, капитан.

Из глаз у меня потекли слезы. Он то ли не видел их, то ли предпочел не заметить моего горя. Я ухмыльнулся, обнажив клыки, и стиснул зубы так, что у меня заболела челюсть.

– Я умираю, – Биссаро невесело рассмеялся. – На самом деле я уже давно умер. Возможно, несколько месяцев назад.

Он содрал с живота длинную полоску высохшей на солнце плоти и бросил ее на пол у моих ног.

– Но я лишился страха. Сейчас я буду рад концу.

– Как и я, – ответил я.

Он не услышал тихой угрозы в моем голосе. Или ему уже было все равно. Он выглядел сухим, как трут.

– Я пришел к тому, чтобы разделить веру обитателей Тавантинсуйу, – сказал он. – В их Послесмертие. Оно дает им возможность искупления.

Он прищурился, глядя на меня белесыми выцветшими глазами.

– Искупление, – прошептал он.

Я фыркнул от отвращения.

– Тавантинсуйу бессильны. Они в здравом уме, все до единого. Не имеет никакого значения, во что они верят.

Биссаро улыбнулся, но до мертвых глаз его улыбка не добралась. Лицо его по-прежнему ничего не выражало, как у трупа.

– Но их миллионы, и все они верят. Безумие таких людей, как ты и я, бледнеет перед верой масс. Их вера – вот что удерживает этот мир от полного хаоса. Ты знаешь, что это правда. Существует такое Послесмертие.

Я вдруг понял.

– Ты покидаешь этот мир. Ты отправляешься в это их Послесмертие. Ты бросаешь меня и предаешь короля Фюримера.

Единственный человек в этой забытой всеми богами стране, который хоть иногда разговаривал со мной, собирался покинуть меня. «Предательство», – вот что я подумал. Во рту появился горький привкус, и глаза защипало от ярости. Меня бросило в жар, я покраснел. Это вот так работают приказы Фюримера?

– Ты не можешь бросить все, – категорично заявил я, изо всех сил пытаясь удержать себя в руках. Может быть, я смогу отговорить капитана. – Король Фюример…

– К черту Фюримера, – огрызнулся Биссаро.

У меня аж живот подвело.

– Его здесь нет, и он не гниет заживо в собственном теле. Это мой шанс все изменить, – Биссаро безжизненно ухмыльнулся, обнажив черные от гнили десны. Его череп выглядел так, словно обладатель его давно уже умер. – Я наблюдал за тобой, Гехирн. Ты тоже трещишь по всем швам. Ты теряешь контроль над собой. Тебе тоже неплохо бы задуматься о Послесмертии.

– Да ты свихнулся!

Биссаро рассмеялся в ответ, рассердив меня еще сильнее.

– Ты разделяешь веру Тавантинсуйу?

Что-то в моем голосе отрезвило Биссаро. Он перестал смеяться и кивнул.

– Конечно.

Я усмехнулся. Я чувствовал привкус предательства, и меня от него тошнило. Я сказал себе, что не хочу этого. Но это была ложь.

– Они