Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Познакомившись с Луизой, подсев к ней за парту на одном из школьных уроков, они стали общаться день ото дня. Она помогала ему с домашними заданиями, он же с радостью рубил двора в ее дворе, топил печь в зимнее время, помогал ей в работе по дому, когда мать и отец были на работе. Спустя год он стал для Луизы таким родным, как родинка на шее.
Для Джоша Луиза была точно сестра. Он делился с ней тем, что никогда бы не сказал родителям. Сам он был не настолько образован как Луиза — не давались ему занятия, часто ленился он и отдавал предпочтения работе физической, нежели умственной.
Подруги Луизы нередко поговаривали, что Джош столько времени проводит у неё, что уже сроднился с ней и ее семьей настолько, что до их свадьбы рукой подать. Луизу и Джоша смущали такие шутки, ведь о любви они не заговаривали друг с другом. Болтая без устали круглыми сутками, никто из них не решался заикаться про чувства, влюбленность и все эти неотъемлемые штуки подростков, превращающих их в Гераклов, смело идущих на подвиги ради своей любви. Нет, они обсуждали другое. Их день проходил по такому кругу: учеба, кормежка живности, прогулки по саду, излюбленные Джошом разговоры об истории мира, которые увлекали Луизу, а та ведала ему о новых сведениях психологии, которая занимала ее после романов. Растущие умы наполняли каждого знаниями, оттого молодые забавлялись, и Луиза как-то произнесла при нем: «Я знаю то, чего не знаешь ты. А ты знаешь то, чего не знаю я. Вот так подобрались друг к другу». А сказав, так покраснела, словно выразила нечто непристойное. Пожалуй, это было единственное, что имело хоть малейшее упоминание об их странной дружбе.
Он оберегал ее от местных грубиянов, пристававших и обзывавших её нищей, уродливой и оборванной, так как на ней было одно и то же платье, которое она регулярно носила и изредка сменяла его на белое льняное одеяние, купленное для праздников. Девушка никогда ничего не требовала от родителей, даже когда те имели несколько лишних монет, чтобы купить ей одежду, но та отказывалась, подкрепляя доводами, что ее родители нуждаются в них больше, чем она сама.
Джош так дивился, когда Луиза проявляла жалость ко всему тому, что окружало её. Она оказывала помощь птенчику, который еще не научился летать и опрометью ступил на ветку или, если чья-то собака потерялась среди кустов, так она тут же займется поиском её хозяина, не оставляя дворнягу на произвол судьбы. Она добра ко всему, что дышит, бегает, прыгает, летает, ходит рядом с ней. А как она страдает, если кто-то из окрестностей болен, — сама становится лучшим лекарем, и, по словам своей умершей бабки, излечивает других травяными отварами. Однажды в момент, когда они гуляли и увидели нищего, сердце Луизы не могло не дернуться и она не могла пройти мимо него и отдала всю еду и оставшиеся последние копейки. Джош так внимательно смотрел на нее и долго думал: «Будто от этого незначительного действия она наделялась такой энергией — шла, смеялась больше прежнего, шутила и была полна жизни».
Скромница никогда не скажет лишнего слова, никого не обсудит и не посмеется над кем бы ни было — вот так можно описать эту диковинную девушку.
Джош противоположный по темпераменту. Он смел, решителен, прямолинеен, обладал правдолюбием, порой амбициозен и никогда не даст себя в обиду. Качества политика! Его мечта с детства. Сколько раз он предавался таким мыслям, как, окончив школу, отучится в училище и доберется до властей, станет одним из лидеров и будет толкать речи на публику, выказывая свое мнение, с которым согласится большинство. «Я сделаю так, чтобы не было нищеты в стране, чтобы не было безработицы! Я добьюсь!» — твердо выражался он, еще будучи мальчишкой.
И что они вообще нашли общего друг в друге? Луиза и Джош. Совершенно разные!
Они делили на обоих одну душу. Они не знали, кем приходились друг другу, но зато прекрасно чувствовали счастье в груди, когда находились бок о бок.
Его родители не возражали таковой дружбе и частенько приходили в гости к Николо и Оливии, прослывшими по поселку, хоть и самыми бедными, но самыми добродушными. Николо частенько уезжал на заработки за несколько километров от дома, а как приезжал, то одарял соседей бутылями растительного масла, получаемое из семян масличных сортов подсолнечника. И сами временами они сидели без гроша, но, коль нужна была помощь кому-то, без скрипов в сердце, отдавали последнее, что было у них…»
— Джексон! Открывай страницу тридцать пять. — Он прерывает меня на самом интересном моменте. Я читаю не так быстро, как он, сидя еще на двадцатой, но с нежеланием переворачиваю непрочитанные листы, слушаясь его настоятельного заявления. — Открыл, нет? Открывай быстрее! — командует, ликуя, он. У меня прилипает один лист к другому. — Да что же ты такой медлительный! — бурчит Ник и сам произносит:
— «Нельзя судить о том, что творится в чужом сердце». Луиза рассуждала, как ее бедность часто презиралась другими. А, обожди, нет, — обрывает себя, — не Луиза, Миланка рассуждала. Вот так истинный писатель. Будто приобщается к душам героев и через них связывается с читателями… — Я соглашаюсь. — Смотри, — голос становится опущенным на градус и слегка опечаленным. — Дальше описывается смерть её матери.
Оба замолкаем, погружаясь в текст.
«Болезнь забрала её от меня, выхватила нагло из рук, — писала Луиза в дневнике. — Она отделила нас друг от друга, поставив черную крестовую ограду. Еще вчера ей было лучше, как говорил врач, еще вчера она приподнималась с постели, чего не могла сделать долгие мучительные два месяца лечения. А сегодня… сегодня ночью она ушла. Борьба с чумой проиграна. Та поглотила её в болото смерти, выхода из которого не предвиделось. И в завершающие минуты жизни