Британское правительство и британское Адмиралтейство, без сомнения, делали ошибки. Обходя вопрос об очень заметной из них – ответственность за которую падала на Сент-Винсента, как на бывшего главу администрации – о допущении упадка материальной части флота ниже требований момента, – надо признать, что Трафальгарская кампания в главных чертах велась хорошо, целесообразно и по мере хода событий искусно и даже блестяще. Перед каждым из второстепенных портов противника были расположены эскадры соответственной силы, которые могли стянуться – и действительно стянулись, когда пришла необходимость, – к главной эскадре, стоявшей перед Брестом и составлявшей центральное их ядро. Таким образом, внезапное поражение или опасность быть разбитыми по частям для сил Великобритании сделались почти невозможными. В отечественных портах содержался соответственный требованиям резерв, достаточно большой для замещения потерпевших аварии или исправлявшихся кораблей, но не такой большой, чтобы серьезно ослаблять силы в море. Обыкновенно Адмиралтейство успешно избегало движений, на которые Наполеон старался вынудить противника, и упорно старалось поддерживать то близкое наблюдение за портами, которое установил Сент-Винсент, и которое бесспорно воплощало самые здравые стратегические принципы. Миссиесси возвратился в Рошфор 26 мая и был сейчас же блокирован отрядом из пяти или шести кораблей. Когда Феррольская эскадра французов увеличилась за счет снаряжения к выходу в море стоявших там судов, то англичане увеличили число своих судов у этого порта с шести или семи до десяти, под начальством контр-адмирала Кальдера. Перед Брестом было от двадцати до двадцати пяти кораблей, командование которыми вновь принял адмирал Корну о лис, возвратившийся на эскадру в начале июля после трехмесячного отпуска по болезни. Колингвуд с полудюжиной кораблей был перед Кадисом и препятствовал сосредоточению здесь противника, которое, вследствие отдаленности упомянутого порта от главной арены военных действий, поставило бы британский флот в серьезное затруднение. Таково было расположение враждебных сил, когда Вильнев и Нельсон, в июне и июле, совершали обратный переход через Атлантический океан, направляясь один в Ферроль, другой в Гибралтарский пролив, и когда кризис, к которому вели все предшествовавшие движения, приближался к своей кульминационной точке.

Нельсон, когда тронулся назад в Европу, хотя и был убежден, что французы направились туда же, все-таки не был уверен в абсолютной несомненности своего предположения.[138]В этом своем решении он полагался только; на свою логику. Послав фрегат «Гюрье» в Англию за ночь перед тем, как отплыл сам со своей эскадрой, он приказал командиру его держаться известного курса, при котором тот мог рассчитывать, по его мнению, встретить союзный флот. Поступив согласно этому, «Гюрье» 19 июня увидел неприятеля в 33° 12 северной широты и долготе 58° западной долготы в расстоянии девятисот миль к NNO от Антигуа, на курсе NNW. В тот же самый день и сам Нельсон узнал от американской шхуны, что она видела 15-го числа эскадру, состоящую приблизительно из двадцати двух больших военных судов, в трехстах пятидесяти милях к югу от места, где видел ее Беттесворт четыре дня спустя.

Последний вполне понимал важность добытых им таким образом сведений. Точное назначение неприятельской эскадры, конечно, не выяснилось для него, но не могло быть никакого сомнения, что она возвращалась в Европу. С этим известием, а также с донесениями о намерениях Нельсона было настоятельно важно достигнуть Англии по возможности скоро. Форсируя парусами, «Гюрье» вошел в Плимут 7 июля. Командир сейчас же отправился в Лондон, прибыв туда 8-го числа в одиннадцать часов вечера. Главой Адмиралтейства в это время был лорд Бархэм, престарелый морской офицер, неожиданно назначенный на эту должность за два месяца перед тем, вследствие смещения лорда Мельвиля, преемника Сент-Винсента. Для Великобритании было истинным счастьем, что направление операций ее флота в такой критический момент зависело от человека, который, хотя и перейдя восьмидесятилетний возраст и давно удалившись до своего последнего назначения от действительной службы, понимал инстинктивно различные условия погоды и службы, могущие повлиять на движения рассеянных отрядов, британских и враждебных, от быстроты соединений которых так много теперь зависело.

Так как Бархэм был уже в постели, когда прибыл Беттесворт, то привезенные последним депеши были вручены ему только ранним утром следующего дня. Прочтя их, он сильно рассердился на то, что потеряно так много драгоценных часов, и сейчас же, даже не одевшись, продиктовал приказания, с которыми, около девяти часов утра 9-го числа, адмиралтейские курьеры поспешили в Плимут и Портсмут. Корнуолису было приказано снять блокаду под Рошфором, послав пять своих кораблей к сэру Роберту Кальдеру, наблюдавшему тогда за Ферролем с десятью кораблями. Кальдеру же после увеличения таким образом его эскадры до пятнадцати кораблей было предписано крейсировать в расстоянии ста миль к западу от Финистерре для встречи Вильнева и предупреждения соединения его с Феррольской эскадрой. Так как ожидалось возвращение к Кадису Нельсона, где он должен был найти Колингвуда, и продолжение блокады Бреста, то эта диспозиция довершала меры, необходимые для того, чтобы воспрепятствовать осуществлению важнейших комбинаций императора, которые были еще неизвестны в точности его противникам, но искусно и проницательно угадывались ими. Под Ферролем англичане осуществили то, что Наполеон считал надлежащим образом действий британского флота под Брестом, в случае если бы этот флот получил известия о приближении туда Вильнева, – т. е. приготовились к встрече противника так далеко в море, чтобы помешать стоявшей в порту эскадре подойти на помощь к своим.

Попутные ветры благоприятствовали быстроте передачи приказаний, и Корну о лис получил их 11-го числа. 15-го, через восемь дней после того, как «Гюрье» бросил якорь в Плимуте, рошфорские корабли присоединились к Кальдеру. Последний отправился сейчас же на назначенный ему пост, где 19-го числа получил через Лиссабон известия о возвращении Вильнева, посланные Нельсоном из Вест-Индии. В тот же самый день Нельсон, обогнав союзные эскадры, стал на якорь в Гибралтаре. 22-го числа внезапное рассеяние густого тумана открыло Кальдеру и Вильневу эскадры друг друга: британская состояла из пятнадцати линейных кораблей, а союзная – из двадцати. Эта численность последней была неприятным сюрпризом для Кальдера, так как «Гюрье» донес ему, что в ней было только семнадцать судов.

Трудно преувеличить похвалу быстроте и решительности действий, предпринятых лордом Бархэмом, когда перед ним возникла так внезапно дилемма – снять ли блокады Рошфора и Ферроля или позволить Вильневу следовать беспрепятственно по назначению, каково бы ни было последнее. Мгновенная быстрота и верность решения в таких затруднительных обстоятельствах, способность без колебаний пожертвовать выгодами диспозиции, которых добивались так долго и основательно в пользу того, чтобы сейчас же сделать нападение на один из двух сближавшихся отрядов противника, показывают, что Бархэм обладал воинскими качествами вождя высшего порядка. Эти его действия могут выдержать сравнение со знаменитым снятием Бонапартом осады Мантуи в 1796 году, для того чтобы ударить самому на австрийские армии, спускавшиеся с Тирольских гор. Если бы на месте Кальдера был адмирал более способный или более решительный, то кампания, вероятно, окончилась бы у Финистерре. Говорили, что счастливая звезда Бархэма благоприятствовала тому, что этот блестящий период Трафальгара совпал с девятимесячным управлением его делами флота, но скорее можно поздравить Великобританию с тем, что такой ясномыслящий человек держал бразды правления ее флотом в такой критический момент.