и плыть с ней по небесному куполу, петь мелодию пламени и жечь орочьи земли.

Восхищение сменяло злость в самый неподходящий момент, когда Финдуилас начинало казаться, будто она готова разорвать помолвку, схватить лишь самое необходимое и сбежать с острова куда угодно. Куда угодно… К нему! К Гвиндору! Пусть он, такой красивый и умный, пусть и со злым языком, защитит от всего мира! Он ведь может! Он смелый и сильный! Принцесса вспоминала прекрасное лицо жениха, с едва заметной ехидной улыбкой, снисходительным взглядом, в глубине которого кроется раненое любовью и одиночеством нежное сердце. Думая об этом, Финдуилас ощущала интерес.

Интерес? Да, как исцелить раны любимого, чтобы он снова стал добрым и ласковым, каким когда-то был? Маска насмешника — это ведь броня! Как её снять? Какое снадобье плеснуть на рассечённую кровоточащую плоть? Как долго и насколько болезненно она будет заживать? Как убрать рубцы, чтобы не осталось даже напоминания о прежних страданиях?

Надежда. Надежда, призрачная вера в то, что исцелённый возлюбленный будет ценить невесту, как прежде.

«Он слишком хорош для тебя! — однажды сказала мама, разозлившись на очередную бессмыслицу в письме. — Он умён! Искусен! Король Финдарато поручает ему важные дела! А ты…»

«Но ведь мне тоже можно что-то поручить!»

«Никогда!» — расхохоталась Толлунэль.

И всё же Финдуилас надеялась. Хотя в душе всё сильнее нарастала…

Досада. Почему никто не верит в неё? Почему никто не зовёт вершить великие дела? Почему любимый жених постоянно шутит над невестой? Неужели потому, что она не может ответить?! Но ведь это низко! Но лорд Гвиндор не может быть таким отвратительным! Он ведь выбрал лучшую невесту в Арде!

Финдуилас убеждала себя, что на неё никогда бы не взглянул плохой недостойный эльф. Никогда! Такую, как она, может выбрать только лучший, исключительный! Что-то не сходилось, противоречило, логике, и от этого досада становилась ещё горче, порождая…

Опасение. Становилось тревожно непонятно от чего именно. Возникало чувство, будто из-за Гвиндора мама ругается чаще, слова звучат более едкие, обидные. Ощущался страх за любое дело: не так посмотрела, некрасиво села, не то сказала! Ничего не сделала — тоже плохо! А ведь у кого-то жизнь течёт иначе…

«Выйду замуж, и всё изменится», — успокаивала себя принцесса.

Но что, если Гвиндор оттягивает свадьбу, зло шутит и не приезжает, потому что любит другую?!

Ревность больно вгрызалась в сердце. Финдуилас снова возносилась в мечтах на самый свод небесного купола, сливалась с огнём горячего плода Древа Лаурелин, сама превращалась в поток неистового пламени, который уничтожит всё. И всех. Всех, кого жених может полюбить, кроме единственной невесты!

Как же хотелось написать Гвиндору стихи! Неправильные, злые, как его ядовитый язык! Финдуилас подняла голову к солнцу, прищурила глаза, нежась в золоте лучей:

— От гнева в моих жилах стынет кровь!

И нет ни слов, ни сил от возмущения,

Что покушались на мою любовь!

Какое может быть тогда прощенье?!

Во мне бушует яростная месть!

И доставляет тяжкие страданья!

Но в ревности — о, Эру! — польза есть —

Она разрушит слабое создание.

Как тень за солнцем следует всегда,

Так ревность каждый день за мной в погоне!

Боюсь, что не наступит никогда

Последний час всех ревностных агоний.

И лишь одно могу я подытожить —

Что ревность невозможно уничтожить!

Вздохнув и ощутив усталость, Финдуилас тряхнула золотыми кудрями и медленно пошла с балкона в покои. Из тяжёлых раздумий вдруг вернул в реальность появившийся словно из ниоткуда племянник. Малыш смотрел огромными синими глазами, милейше улыбался и протягивал красивую книгу с кораблями-лебедями на обложке.

— Почитай, пожалуйста! —попросил мальчик. — Хочу, чтобы ты!

«Я мечтала о доверии в великих делах, — не зная, досадовать или умиляться, принцесса согласно кивнула. — Для Гилдора чтение — очень великое дело!»

— Сквозь бесконечность моря мы плыли по зову сердца, — начала медленно проговаривать слова, еле уместившиеся среди картинок, Финдуилас. — И паруса-лебединые крылья разгоняли ветра.

Мальчик восхищённо заулыбался.

Всё написанное в книге принцесса знала наизусть, да и Гилдор тоже, но каждое новое прочтение неизменно погружало в мечты о Валиноре, прекрасном и беззаботном, где точно нет ни гнева, ни досады, ни опасения, ни ревности.

Поэтому имена там тоже звучат совершенно иначе.

Примечание к части Песня «Ревность» из фэнтези-мюзикла «Ундина»

Благо

«Улетай на крыльях ветра

Ты в край родной, родная песня наша!

Туда, где мы тебя свободно пели,

Где было так привольно нам с тобою.

Там, под синим небом,

Негой воздух полон,

Там, над гладью моря

Дремлют горы в облаках.

Там так ярко звёзды светят,

Родные скалы серебром блистают,

В долинах пышно травы расцветают,

И соловьи поют в лесах зелёных…»

Ветер был живым, думающим и чувствующим. Его прикосновения ощущались не как дуновение, но словно рука из плоти трогала волосы, ресницы, гладила кожу на лице и кончиках ушей.

Проводив воздушную волну взглядом, Валиэ Эстэ посмотрела на гуляющих среди покрытых росой цветов эльфов. Гости Лориэна не скучали — большинство что-то плели, мастерили, сочиняли, растили милых зверушек, играли друг с другом или хранителями Садов. Однако ветер предостерегал — снова кто-то втайне мечтает покинуть владения Вала Ирмо, но не уходит, а, значит, может смущать других гостей недобрыми речами или тоскливым взглядом.

В Лориэн идут отдыхать душой, а не думать о плохом! Покой должен тщательно охраняться.

Чёрно-коричневые и золотисто-медные волосы сплелись в тугую косу, два любящих сердца бились в унисон, эльфам казалось смешным то, как они соединили судьбы, сделав на двоих одну причёску, и даже когда рядом оказалась Валиэ Эстэ, Нолдор не перестали веселиться.

— Я рада, что вы счастливы в моих Садах, — улыбнулась владычица, садясь на берегу сверкающего озера рядом с парой. — Вы сделали верный выбор,