Коль хорошо сыграли мы, похлопайте И проводите добрым нас напутствием.[729]

Тон рассказа дает понять, что Август ожидал одобрения и аплодисментов. Нет никакого намека на возникшие у него в последнюю минуту сомнения, но Дион Кассий, быть может, прав, что видит здесь легкую иронию и признание того, что даже самая удачная жизнь заканчивается могилой. Затем Август отпустил друзей, но прежде, чем они ушли, попросил некоторых, недавно прибывших из Рима, сообщить известия о Ливилле, жене Друза, которая последнее время была нездорова.[730]

После того как он остался с Ливией и ее ближайшими спутниками, был один волнующий момент, когда Август закричал, что его уносят сорок молодых людей. Светоний отмечает, что таково было число преторианцев, которые должны были нести его труп, но так как принцепс оставил подробный план собственных похорон, то эта мысль, возможно, уже пребывала в его голове. Скончался он в девятом часу (что значит девять часов после рассвета, следовательно, поздно днем или рано вечером по нашему счислению) на руках у Ливии и целуя ее в последний раз. Его последними словами к ней были: «Ливия, помни, как жили мы вместе! Живи и прощай!»

Император Цезарь Август, сын божественного Юлия и «отец отечества» умер. Возможно, Ливия отложила объявление о его смерти до тех пор, пока не подтвердили приготовлений к тому, что за этим следовало, хотя данное утверждение, может быть, просто часть более широкого вымысла о заговоре, окружавшем смерть принцепса.[731]

Имело место еще одно путешествие за телом принцепса, в основе которого лежали приготовления к похоронам Агриппы, Друза и всех прочих членов его семьи, умерших во время своего отсутствия в Риме. В начале этого путешествия в Рим, в которое отправились ночью, чтобы можно было избежать жары августовских дней, труп торжественно несли члены городского совета Нолы. Каждый день тело помещали в прохладное место в базиликах, расположенных по пути городов, первые лица которых принимали на себя обязанность нести его до следующей крупной общины. Повсюду имели место публичные выражения скорби и почтения – немногие могли помнить времена, когда Август еще не встал во главе государства. Группа ведущих видных всадников встречала кортеж в Бовиллах, к югу от Рима и того места, где находилась древняя Альба Лонга, и внесла тело в город. Там его положили в сенях дома в комплексе Августа на Палатине.[732]

Сенат обсуждал, каким образом лучше всего почтить его, и, как и в прошлом, большинство предложений сенаторов отвергли как неумеренные. Близкие родственники Августа делали немногочисленные приготовления к его похоронам, относительно которых он уже решений не принимал. Начались они с собрания на Форуме, как то всегда делалось при похоронах знатных лиц. Предполагаемая дата 8 сентября является правдоподобной, но подтвердить это нельзя. Хотя были они гораздо более организованными, чем похороны Юлия Цезаря, но тесная связь с этим местом, без сомнения, приходила всем на память по мере того, как они приходили, чтобы почтить память его сына. По обычаю актеры надели похоронные маски предков Августа, а прочие – изображения и инсигнии других, не находившихся с ним в родственных отношениях, великих людей из римской истории. Среди них был Помпей, и многие – возможно, все – выдающиеся люди с Форума Августа присутствовали там для отдания последних почестей величайшему из них всех римлянину. Цезарь Август был больше, чем просто еще один из аристократов – он являлся вторым основателем города, человеком, который возвратил Риму мир, процветание и истинное родство с богами, а потому по смерти, как и при жизни, претендовал на связь со всеми великими деяниями и героическими вождями прошлого.

Изображение Юлия Цезаря представлено не было, так как теперь он являлся богом, а не простым человеком, но это не значило, что им пренебрегли или что память о нем ослабела. Тиберий поднялся на ростры с наружной стороны храма Божественного Юлия, чтобы произнести первую надгробную речь. Он был одет в темную тунику и траурную тогу, как и его сын Друз, произнесший вторую надгробную речь, на этот раз со «старых» ростр, которые поочередно реконструировали Юлий Цезарь и Август. Кругом со всех сторон на памятниках и строениях имелись символы Августа. Присутствовал сенат, а избранные на следующий год магистраты, облаченные только в туники, без тог, несли его тело на Марсово поле. Вдоль всего пути было еще больше того, что напоминало о славе и строительных проектах принцепса. Тело Августа сокрыли в гробу, по той причине, без сомнения, что по прошествии нескольких недель в конце лета оно пребывало не в лучшем состоянии; вместо этого на крышке гроба находилось изготовленная без наималейшего изъяна его восковая фигура в виде празднующего триумф полководца, возлежавшего на ложе из слоновой кости и золота. В процессии имелись также два золотых его изображения, одно принесенное сенаторами из восстановленной им Юлиевой курии, а другое везли на триумфальной колеснице.[733]

Погребальный костер ждал на Марсовом поле, и на него поместили гроб. Затем старшие жрецы прошествовали вокруг него. После них вокруг погребального костра пробежали избранные всадники, за которыми следовали преторианцы. Многие из них побросали на гроб свои воинские награды точно так же, как это сделали солдаты Юлия Цезаря на его похоронах. Затем центурионы преторианцев бросили зажженные факелы в поленницу, тщательно приготовленную и быстро охваченную огнем. В этот момент из этого сооружения выпорхнул орел и взмыл ввысь, символизируя восхождение души принцепса на небеса, чтобы наряду со своим отцом занять место среди богов. Один бывший претор позднее заявил, что ясно видел образ Августа, восходившего на небо.[734]

В течение пяти дней престарелая Ливия оставалась возле этого места, возможно, в каком-то временном жилище. Присутствовали при ней некоторые ее слуги и видные всадники. В конце указанного периода времени эти люди, сняв пояса со своих туник, так что те спустились до лодыжек, собрали в урну пепел и останки. Урну отнесли и поместили в Мавзолей, монументальную гробницу, сооружение которой Август начал почти пятьдесят лет тому назад.

Заключение Торопись медленно

Действительно, демократия по видимому пользуется доброй славой… «Монархия» звучит неприятно, но является самой практичной формой правления. Ибо легче найти одного прекрасного человека, нежели многих… ибо большинству людей не пристало приобретать силу… В самом деле, даже если демократия преуспела, в любом случае в своем наилучшем виде она пребывала лишь в продолжение короткого периода.

Дион Кассий, начало III в. н. э.[735]

[Август] покорил своими щедротами воинов, раздачами хлеба – толпу и всех вместе – сладостными благами мира, а затем, набираясь мало-помалу силы, начал подменять собою сенат, магистратов и законы, не встречая в этом противодействия, так как наиболее непримиримые пали в сражениях и от проскрипций.

Тацит, начало II в. н. э.[736] Пер. А. С. Бобовича

На то время, пока кортеж двигался к Риму, и в продолжение самих похоронных церемоний общественная деятельность в значительной степени приостановилась, хотя сенат и собрался для заслушивания завещания Августа. Тиберий и Ливия назначались его главными наследниками, несмотря на то, что по принятому у римлян порядку другие, более отдаленные по степени родства члены семьи, назначались наследниками второй очереди на тот случай, если бы те умерли раньше них. Он также завещал огромную сумму в 43 миллиона сестерциев государству, а также отдельные подарки каждому гражданину и армии. Простой солдат-преторианец получал 1000 сестерциев, служащие военизированных городских когорт и ночной стражи – 500 сестерциев каждый, в то время как легионеры и солдаты из вольноотпущенников, набранные во время чрезвычайных обстоятельств в 6 г. н. э. и 9 г. н. э., получили каждый по 300 сестерциев. В каждом случае размер суммы, назначенной командирам, должен был быть намного выше, и эта щедрость являлась очевидным подтверждением того, что в конечном счете для обеспечения господства было необходимо поддерживать исключительную преданность армии. В этом отношении Август не изменился с тех пор, как стал военачальником в девятнадцать лет (Tacitus, Ann. I. 8. 3).