— Сиди! — крикнул я ей в лицо. — Сиди, Кристи, черт бы тебя побрал!

Она уставилась на меня. Налитыми кровью глазами.

— Кто это Кристи?

— Солист «Роллинг гребаных Стоунз», — ответил я. — Как давно ты принимаешь нембутал? И сколько таблеток ты приняла сегодня?

— У меня есть рцепт. Не твое дело, Джор.

— Сколько? И сколько ты выпила?

— У-хо-ди.

Я открыл кран холодной воды, потом повернул рычажок, включающий душ. Она поняла, что я собираюсь сделать, и вновь начала отвешивать мне пощечины.

— Нет, Джор! Нет!

Ее протесты я проигнорировал. Мне уже приходилось устраивать полуодетой женщине холодный душ, а некоторые навыки не забываются, как езда на велосипеде. Одним быстрым движением, о котором днем позже будет напоминать боль в пояснице, я перенес Сейди через край ванны, а потом крепко удерживал, когда на нее полилась холодная вода и она начала вырываться. Крича, она протянула руку, чтобы схватиться за вешалку для полотенец. Ее глаза больше не закрывались. Капельки воды блестели на волосах. Комбинация стала прозрачной, и даже в сложившихся обстоятельствах я не мог не ощутить похоти, глядя на эти роскошные формы.

Она попыталась вылезти из ванны. Я ее оттолкнул.

— Оставайся на месте, Сейди. Без этого нельзя.

— К-как долго? Холодно!

— Пока я не увижу, что со щек уходит бледность.

— П-почему ты это д-д-делаешь? — У нее стучали зубы.

— Потому что ты едва не покончила с собой! — крикнул я.

Она отпрянула. Ноги поскользнулись, но она успела схватиться за кронштейн для полотенец. Рефлексы возвращались. Хороший признак.

— Т-т-таблетки не помогали, и я н-немного выпила, вот и все. Выпусти меня отсюда, я совсем замерзла. Пожалуйста, Д-Джордж, пожалуйста, позволь мне вылезти. — Мокрые волосы липли к щекам, и выглядела она как утонувшая крыса, но бледность со щек ушла. Появился легкий румянец, то есть мы двигались в правильном направлении.

Я выключил душ, обнял Сейди и крепко держал, когда она переступала через край ванны. Вода с мокрой комбинации потекла на розовый коврик.

— Я думал, ты умерла, — шепнул я ей на ухо. — Когда приехал и увидел тебя лежащей на кровати, я подумал, что ты, мать твою, умерла. Тебе никогда не узнать, каково это.

Я отпустил ее. Она смотрела на меня широко раскрытыми удивленными глазами.

— Джон был прав. Р-Роджер тоже. Он позвонил вечером, перед речью Кеннеди. Из Вашингтона. И какое все это имеет значение? До конца следующей недели мы все умрем. Или будем сожалеть о том, что не умерли.

Поначалу я не имел ни малейшего представления, о чем она говорит. Я видел стоящую передо мной Кристи, с которой капала вода и которая несла дикую чушь, а потому пришел в ярость. Трусливая сука, подумал я. Она, должно быть, все прочитала по моим глазам, потому что подалась назад.

Этого движения хватило, чтобы в голове у меня прояснилось. Какое право я имел называть ее трусливой? Она в отличие от меня не знала, что ждет за горизонтом.

Я взял банное полотенце с полки над унитазом и протянул ей.

— Разденься и вытрись.

— Тогда выйди. При тебе мне неудобно.

— Я выйду, если ты скажешь мне, что очухалась.

— Я очухалась. — Она смотрела на меня негодующе… и насмешливо. — Умеешь ты приходить в гости, Джордж.

Я повернулся к аптечному шкафчику.

— Больше нет. Все уже в унитазе.

Прожив с Кристи четыре года, я все равно заглянул в шкафчик. Потом спустил воду в унитазе. Разобравшись с таблетками, выскользнул мимо Сейди за дверь.

— Даю тебе три минуты.

Я прочитал обратный адрес на конверте: «Джону Клейтону, Ист-Оглторп-авеню, 79, Саванна, штат Джорджия». Никто не мог обвинить этого ублюдка в том, что он прикрывается вымышленным именем и появился неизвестно откуда. Судя по дате на штемпеле — двадцать восьмого августа, — этот конверт уже дожидался Сейди, когда та приехала из Рино. Почти два месяца она размышляла над содержимым конверта. Вечером шестого сентября мне показалось, что она грустна и подавлена. Этому не приходилось удивляться, с учетом фотографий, присланных ее бывшим.

Мы все в опасности, услышал я от нее во время нашего последнего телефонного разговора. В этом я согласна с Джонни.

Фотографии запечатлели японских мужчин, женщин, детей. Жертв атомной бомбардировки Хиросимы, Нагасаки, а может, обоих городов. Некоторые ослепли. Многие облысели. Большинство страдало от радиоактивных ожогов. Нескольких, как эту женщину без лица, словно поджарили на углях. На одной фотографии я увидел четыре черные статуи — отшатнувшихся в ужасе людей. Эти люди стояли у стены, когда взорвалась бомба. Они превратились в пар, как и практически вся стена. Сохранились только те ее части, которые заслоняли собой люди. А черными эти статуи стали, потому что их покрыла сгоревшая плоть.

На обратной стороне каждой фотографии он написал одно и то же, четким, аккуратным почерком: Скоро и в Америке. Статистический анализ не лжет.

— Красиво, не правда ли?

Голос звучал ровно и бесстрастно. Она стояла в дверях, завернутая в полотенце. Волосы влажными локонами падали на голые плечи.

— Сколько ты успела выпить, Сейди?

— Только пару стаканчиков, потому что таблетки не действовали. Думаю, я пыталась тебе это сказать, когда ты тряс меня и отвешивал оплеухи.

— Если ты рассчитываешь на мои извинения, то ждать тебе придется долго. Барбитураты и спиртное — сочетание не из лучших.

— Это не важно, — ответила она. — Оплеухи мне отвешивали и раньше.

Я вспомнил о Марине и поморщился. Оплеуха оплеухе рознь, но все равно оплеуха. И я не только боялся, но и злился.

Она прошла к креслу в углу, села, туже замоталась в полотенце, напоминая угрюмого ребенка.

— Мне позвонил мой друг Роджер Битон. Я тебе сказала?

— Да.

— Мой хороший друг Роджер. — Ее взгляд предлагал мне как-то прокомментировать эту фразу. Я предпочел промолчать. Если на то пошло, ее жизнь принадлежала ей. Мне лишь хотелось убедиться, что Сейди жива.

— Ладно, твой хороший друг Роджер.

— Посоветовал обязательно послушать вечером речь этого ирландского говнюка. Так он его назвал. Потом спросил, как далеко Джоди от Далласа. Я ответила и услышала: «Возможно, достаточно далеко, все будет зависеть от направления ветра». Сам он уехал из Вашингтона, как и многие, но я не думаю, что им это как-то поможет. От атомной войны не убежишь. — Она начала плакать, громкие рыдания сотрясали все ее тело. — Эти идиоты собрались уничтожить наш прекрасный мир! Они собрались убить детей! Я их ненавижу! Я их всех ненавижу! Кеннеди, Хрущева, Кастро, я надеюсь, все они сгорят в аду!