– Об Урготе поговорим завтра, сегодня меня волнует Талиг. Вы часто убиваете, Рокэ, но голову вам кровь не кружит…

– Кружит, – в полумраке улыбка Алвы казалась ослепительной, – ох как кружит.

– Я не про ваше треклятое вино, хотя оно и выше всяческих похвал. Сегодня утром, Рокэ, вы пришли убивать. Первого соперника вы прикончили почти сразу, но с Ги и Килеаном вы принялись играть. Раньше вы над своими жертвами не измывались…

Рокэ поднял глаза на кардинала, он был спокоен.

– Покойные вели себя нагло, за что и поплатились.

– А вы?

Казалось, этот вопрос его удивил.

– Я? Я никогда не лаю, Ваше Высокопреосвященство, – размеренно произнес Ворон, – и даже не кусаю. Я рву глотку.

Сильно сказано, но он лжет. Или не лжет, но не говорит всей правды. Что ж, продолжим.

– Иорам попробовал удрать, но вы его застрелили, и никто не сказал вам ни слова. Оставив позади четыре трупа, одиннадцать дворян отправились на завтрак к кансилльеру, где вы щеголяли кольцом Эпинэ и угрожали хозяину пистолетом. И опять никто не попытался вас остановить. Заставив Августа Штанцлера выпить бокал хорошего вина, вы откланялись, причем пустили коня в такой галоп, что сбили мирного горожанина…

– …и вашего прознатчика?

– Нет, мой прознатчик успел отскочить, это был человек гайифского посла.

– Павлины никогда не умели летать…

– Что вы делали дальше – не знаю.

Разговор нравился Сильвестру все меньше, но закончить его было необходимо.

– Спустя полчаса разъехались и остальные, а кансилльер Талига в обществе Манрика отправился во дворец для обсуждения предложений тессория по налогообложению.

– О, кстати! Ваше Высокопреосвященство, я против того, чтоб с Эпинэ и Надора продолжали драть четыре шкуры. Не дело, когда столица объедает окраины, но еще хуже, когда окраины объедают сердце страны.

– Теперь налоги ждут.

До новой коронации. Пусть Рокэ Первый Алва прощает мятежные провинции, это хороший ход.

– Если понадобится, – Алва задумчиво тронул струну, – Кэналлоа заплатит за Эпинэ.

За Эпинэ, не за Надор!

– Манрик еще не знает о войне, а вы еще не знаете, что Штанцлер скрылся. Фердинанд решил увернуться от неприятной обязанности и отправил его к королеве. Катарины в ее апартаментах не было, она молилась в капелле, о чем кансилльеру и сообщили. Он вошел в капеллу и исчез.

– Вознесся? – поинтересовался Алва.

– Выбрался потайным ходом, который обнаружил Манрик. Катарина Ариго могла о нем знать, а могла и не знать, ход начинается в фабиановом приделе, королева всегда молится перед центральным алтарем.

Рокэ, Штанцлер и Катарина Ариго подбили Ричарда Окделла подсыпать вам отраву, которая была в перстне Эпинэ. Именно поэтому Штанцлер и потерял голову, когда вы явились живым и здоровым, да еще с кольцом на руке. Он решил, что вы хотите его отравить, а Окделл или признался, или попался. Выбирая между ядом, признанием и пулей, кансилльер выбрал яд. Видимо, надеялся на противоядие или рвотный камень. Судя по тому, что, покинув гостей на несколько минут, Штанцлер вернулся с позеленевшим лицом, это был рвотный камень.

– Он зря его потратил, – скривил губы Алва, – я не имею обыкновения портить вино.

– Вы имеете обыкновение его пить.

– Имею, – Алва залпом осушил стоящий перед ним бокал, – это все, что вы хотели мне сказать?

– Не совсем. Мне нужен ваш оруженосец.

– Не все желания исполняются, – Рокэ вновь тронул гитару, – это из числа неисполнимых.

– Где он?

– Где-то, – пожал плечами Алва, – игрушка сломалась, и я ее выбросил. Закатные твари! Это было так забавно – растить собственного убийцу, и так глупо все кончилось…

Глупо? Четверо убитых, представление в доме кансилльера, разбросанные по полу пустые бутылки… Мевен и Валме в один голос твердят, что утром на Рокэ было страшно смотреть.

– Куда вы его отправили?

– Туда, где ему самое место, – Алва извлек из гитары еще несколько аккордов, – главное, чтобы каждый был на своем месте. Именно это я сказал покойному Килеану, а может, и не Килеану, но кому-то точно сказал…

2

Самые отчаянные и удачливые убегают даже от шадов, но Ричард Окделл себя к отчаянным и удачливым не относил. Он не смог сделать ничего. Рокэ отобрал у оруженосца кольцо и кинжал и вызвал Хуана. Что сказал эр своему прислужнику, Дик не понял, они говорили по-кэналлийски…

Юноша обреченно ковырнул ложкой в каком-то южном вареве, слишком жидком для рагу и слишком густом для супа и в придачу отчаянно благоухающем чесноком. Надо было есть, если он ослабеет, ему уже ничто не поможет. Конечно, один против шести мерзавцев, да еще связанный, может мало, но мертвый не может ничего. Дик покосился на молчаливого человека в черной рубашке, сидевшего напротив. Из всех своих сторожей юноша знал одного Хуана, но тот в карету заглядывал только во время остановок.

Кансилльер говорит, что человек, принявший яд, живет около суток, а если больше? Ворон разбирается в медицине, это знают все, и потом он выпил только один бокал. Вдруг у него найдется противоядие? А даже если и нет… «Не проиграть, когда победить невозможно», намертво сжатые когти ворона, утянувшего за собой более сильного соперника. Теперь Ричард понял, что предвещал бой двух птиц в небе Варасты! Святой Алан, только б не утянуть за собой эра Августа и Катари… Перед глазами юноши стоял список, который показывал кансилльер. Он хотел спасти этих людей и лишь ускорил их гибель.

Хуан открыл дверцу кареты и забрал миску, даже не спросив, сыт пленник или нет. Теперь работорговец не скрывал своего нутра, куда делись его учтивость и спокойствие – перед Диком был настоящий охотник за людьми – жестокий, хитрый, грубый. Его подручные были не лучше!

Юноше не сказали, куда его везут, а кэналлийские головорезы меж собой говорили только на своем языке, из которого Ричард за проведенный в доме Ворона год усвоил не больше сотни слов. Из вороха звонких и раскатистых звуков юноша выудил только «марис» – «море» и «Эдаде бриза» – «поторопись».

Хуан и впрямь торопился. Они ехали, почти не останавливаясь, занавески в карете были спущены, дороги видно не было, но по тому, откуда светит солнце, Дик понял, что его везут на юг. Это и слово «море» означало одно – Багряные земли! Судьба рабов-эсператистов, угодивших к морискам, была незавидна, но Дик не мог рассчитывать даже на судьбу сборщика шадди. Убийцу Рокэ Алвы ждало что-то чудовищное, унизительное и бесконечное. Если бы эр хотел прикончить убийцу на месте или отправить в Багерлее, он бы это сделал, но Ворон рассудил иначе.

Что сделают с пленником шады? Вырвут язык, выколют глаза или, того хуже, кастрируют? В Багряных землях врагов не убивают, а калечат и держат на цепи в зверинцах. Хуан позаботится, чтобы оруженосец, поднявший руку на хозяина, хлебнул полной мерой, а союзники и родичи Рокэ ему помогут.