— Я тоже об этом подумал…

— Ну что ж, тогда силами флота будем брать порт Линахамари. Не возражаешь?

— Ты что же, Арсений Григорьевич, думаешь, я боюсь разделить с тобой ответственность? — едва не обиделся Николаев. — Десант в порт — рискованная, но отличная штука! По-моему, это придется по душе и Мерецкову.

Они прибыли на катере в Пумманки, где находилась маневренная база торпедных катеров. Уже вечерело. Небо было все закрыто тучами, море серо-свинцовое, какое-то чужое.

— У нас тут родилась одна идея, — сказал Головко командиру бригады капитану 1-го ранга Кузьмину. — Собери своих орлов, я хочу с ними говорить…

Командующий флотом обвел внимательным взглядом командиров катеров.

— Товарищи! — Голос у Головко властный. — Высадка десанта в Маативуоно прошла без больших потерь — один убит, пятеро ранены. В тылу врага высажена бригада морской пехоты. Молодцы, и за это вам — спасибо! Могу сообщить, что морские пехотинцы прорвали вражескую оборону и соединились с двенадцатой бригадой полковника Рассохина. — Головко помолчал. — Но для вас есть еще одно горячее дело — высадить десант в Линахамари. Нас об этом просит главком адмирал флота Кузнецов. Но порт заминирован — вот в чем загвоздка, товарищи… Неужто мы допустим, чтобы фашисты взорвали его? Нет, надо спасать Линахамари. Люди для десанта уже готовы, поведет их в бой майор Тимофеев. Человек он храбрый и в деле проверенный. Ну а катера вам вести.

— Товарищ командующий, разрешите мне первым идти в порт? — Это спросил капитан-лейтенант Шебалин. — Не потому, что я Герой Советского Союза, нет, не потому. До войны я плавал на рыболовном судне, бывал в Линахамари, хорошо знаю вход в порт и выход из него, так что не подведу.

— Я не возражаю. — Головко посмотрел на Кузьмина. — Думаю, что комбриг тоже согласен. И все же… Прорыв в Линахамари и высадка десанта опасны. Тут уж держись до конца и на везение не рассчитывай!

Корабли с десантом на борту отдали швартовы. Ночь окутала все — и море, и берег, и катера. Узкий фьорд дышал тишиной. Не верилось, что рядом шла война. Шебалин пристально всматривайся в темноту. Вдали показался порт. Когда катера подошли ближе, на берегу вспыхнули прожектора, их кинжальные лучи рассекли темноту, запрыгали на катерах. Тишину раскололи орудийные залпы. Закрутилась, заплясала свинцовая метель!.. Снаряды пахали море. Катер Шебалина, словно вздыбленный рысак, бежал по воде. Но вот моряки поставили дымовую завесу, и корабли потонули в кромешном дыму. Теперь немцы наугад вели обстрел. Катера тем временем ворвались в порт и стали высаживать десант…

Атака морских пехотинцев была настолько неожиданной для немцев, что они начали в панике отступать, не успев взорвать заминированные объекты…

Комфлот побывал в Линахамари, осмотрел порт. Кругом валялись сожженные вражеские машины, танки, кое-где еще дымились склады с оружием и боевой техникой.

— Отныне этот порт наш, так что будем наводить в нем порядок! — сказал адмирал Головко и поручил начальнику тыла флота организовать работы.

Вернулся в Полярный Головко ночью и, выпив на ходу стакан горячего чаю, позвонил в Москву главкому. Выслушав его, Кузнецов весело бросил в трубку:

— Передайте мою благодарность всем катерникам! Потери у вас большие?

— Все катера вернулись целехонькие, люди есть, правда, раненые, — отрапортовал комфлот.

Москва салютовала по случаю освобождения Красной Армией Киркенеса. Наши войска вступили на землю Норвегии, освобождая ее народ от фашистского порабощения.

— К вам гости, Николай Герасимович, — сказал адмирал Галлер, открывая двери кабинета главкома.

Николая Герасимовича неожиданно навестил нарком рыбной промышленном Ишков. Кузнецов встречался с ним и раньше. Ишков был учтив, вежлив, интересовался делами военного флота и как бы вскользь добавлял: «Мои рыбаки тоже трудятся под огнем врага. А что поделаешь, рыбка нужна и Красной Армии, вот и приходится рыбакам рисковать…» В этот раз Ишков был категоричен.

— Николай Герасимович, не пора ли вернуть Наркомату рыбной промышленности суда, которые находились на военном флоте?

— Твои суда, Александр Акимович, еще очень нужны флоту, — сдержанно ответил Кузнецов. — И рад бы их вернуть, да не могу.

— Ну что ж, все ясно, Николай Герасимович…

Кузнецову казалось, что Ишков понял его, но тот написал в ГКО, и Сталин поручил заместителю Председателя СНК Микояну разобраться в этом деле.

— Сколько судов получил военный флот? — поинтересовался Анастас Иванович, когда пригласил к себе Кузнецова.

— Двести три единицы. — Николай Герасимович взял из папки справку. — Да, двести три… Позже мы возвратили Наркомрыбпрому пятьдесят судов, сорок четыре погибли от мин и бомбежек, одно было передано гидрографической службе, остальные нужны Северному флоту для ведения боевых действий на море и охраны союзных конвоев.

Микоян на минуту задумался, пощипал усы.

— Я согласен с вами, Николай Герасимович, суда вам нужны. А когда вы сможете вернуть их Ишкову?

— Через пять-шесть месяцев, а возможно и раньше.

— Хорошо, я обговорю этот вопрос с Председателем ГКО. Думаю, что он нас поддержит.

Все суда на военном флоте остались. Микоян открыл Николаю Герасимовичу «секрет», почему нарком Ишков вдруг бесцеремонно потребовал отдать ему все суда. Будучи в Мурманске, он упрекнул адмирала Головко в том, что некоторые суда погибли из-за плохой охраны их кораблями и авиацией флота. Адмирал Головко, естественно, вскипел от такого нелепого обвинения и нагрубил Ишкову: мол, не суйте свой нос куда не следует…

— Николай Герасимович, ты все же приструни Головко, — сказал Микоян. — Нельзя же так вести себя с теми, кто помогает военному флоту.

— Хорошо, Анастас Иванович, — ответил Кузнецов, а про себя отметил: «Поставить бы Ишкова на место Головко, тот бы еще не так повел себя. Северный флот — флот тяжелый, и дел самых неожиданных и опасных там немало».

Новый, 1945 год шагал по стране.

Дети суетились около новогодней елки, жена накрывала на стол, а Николай Герасимович только проснулся. Он выглянул в окно — у дома за ночь намело сугробы. Во дворе гулял ветер, а вскоре снова посыпал снег. Невольно подумалось: что принесет Новый год?.. До победы над лютым врагом оставалось четыре месяца и девять дней… Кузнецов верил, что победа близка, она осязаема и неотвратима. А пока все еще шла война — жестокая, немилосердная — и гибли люди.

— Ты что, собираешься в наркомат? — спросила жена, когда увидела, что он стал одеваться.

— Верунчик, надо забежать хотя бы на часок, узнать, нет ли чего срочного, — весело промолвил Николай Герасимович. — Правда, там мои заместители адмиралы Галлер и Алафузов, но мне тоже надо там побывать. А ты… — Он замялся. — Ты, Верунчик, пока одна побудь с ребятами. А когда придут гости, скажи, что я через час буду дома…