над виновными может быть или дисциплинарным или же в виде применения разнородных степеней смертной казни»[855].

Главарь одной из банд полковник Емлин обещал поголовно вырезать всех коммунистов в приграничных районах. Он и другие поступали на основе инструкции порученца атамана Г.М. Семенова генерал-лейтенанта Глебова, 4-й параграф которой гласил: «Сознательные члены коммунистической партии объявляются вне закона и подлежат беспощадному уничтожению», а параграф 8 рекомендовал: «Провести несколько налетов на почтово-пассажирские поезда для добычи средств. Коммунистов расстрелять»[856]. В западных районах Белоруссии свирепствовали банды С.Н. Булак-Балаховича. Например, в местечке Плотницы они сварили в огромном котле заживо еврея и заставили жителей «хлебать коммунистический суп». Характерной чертой погромов было большое количество изнасилованных: только в Мозырьском уезде число их достигло1500 человек[857]. В районе с. Поныри Курской губернии, где действовала банда Кузенка, грабившая кооперативы, почтовые конторы и даже облагавшая налогом зажиточных крестьян. За невыполнение их требований бандиты насиловали женщин, отрезали им руки и груди, обливали керосином и сжигали[858].

Все эти годы в Средней Азии действовали басмачи при активной помощи отрядов белогвардейцев и казачьих атаманов. И те и другие проводили политику жесточайших репрессий по отношению не только к активным сторонникам советской власти, но и к мирному населению.

Восстания и бандитизм наносили огромный ущерб народному хозяйству, обороноспособности страны: взрывались мосты, водокачки, железнодорожное полотно, уничтожалась телефонная и телеграфная связь, сжигались здания Советов, клубы, народные дома, устраивались крушения поездов. Все это вызывало чувство неуверенности населения, не давало ему спокойно трудиться. Бандитизм показывал и бессилие власти. У Советского правительства не было возможности приступить к восстановлению народного хозяйства из-за повстанческого движения и бандитизма в ряде районов страны.

Следует отметить, что 1921 г. был самым сложным в борьбе с повстанческим движением и бандитизмом. К весне в России переплелись воедино многочисленные социальные, экономические, политические, национальные и межнациональные противоречия. Они вылились в вооруженное противоборство, разнообразные конфликты и столкновения. Нельзя не согласиться с историком Л.М. Спириным, считавшим, что с начала 1920-х гг. пошел третий этап «самой настоящей Гражданской войны, войны народной»[859].

Окончание Гражданской войны и борьбы с интервентами не означало наступления мира во многих районах страны. Советская Россия, как отмечал В.И. Ленин, получила не передышку, а нечто более серьезное. «Мы имеем, – говорил он 21 ноября 1920 г., – новую полосу, когда наше основное международное существование в сети капиталистических государств отвоевано»[860]. Он расценил создавшееся положение прежде всего с точки зрения военной опасности, и тактика РКП(б), по его мнению, должна была быть такой, чтобы «помешать западноевропейским контрреволюционным государствам раздавить нас»[861].

Политическое руководство Советской России видело выход из создавшегося положения в переходе от военного коммунизма к новой экономической политике. Нэп введен резолюцией Х съезда РКП(б) от 15 марта 1921 г. «О замене разверстки натуральным налогом». А 21 марта 1921 г. декретом ВЦИК РСФСР отменена государственная хлебная монополия и продразверстка как способ ее осуществления. Но для реализации нэпа требовалось время, следовало учитывать и сложное положение и в социально-психологическом отношении. В деревню возвратились не только демобилизованные красноармейцы, но и бывшие солдаты белых армий, амнистированные участники мятежей и другие. И победители, и побежденные оказались в одной деревне, нередко являясь соседями и родственниками. Только в Тамбовскую губернию к августу 1922 г. прибыло из лагерей и ссылки до 20 тыс. человек[862].

После введения нэпа уникальным явлением для советской действительности стал «красный бандитизм» как следствие отрицательного отношения части населения к нэпу. Вместо заслуженного поощрения и чувства удовлетворения за нечеловеческое напряжение военных лет нэп обернулся для многих крушением идеалов и личных надежд, нищетой, лишением постов в советах, кооперации, при этом зачастую увольнение сопровождалось «шутками». Так, к примеру, писал в газету «Беднота» секретарь Жуковского волостного парткома Пензенской губернии И. Пиреев: «Было вам время – прокомбедились и отъячейкились»[863].

Сущность «красного бандитизма» проявлялась в активных действиях отдельных групп населения, взявших на себя функции органов власти, в самочинных расправах без суда и следствия над советскими служащими и видными коммунистами, убийствах специалистов и др. В составе этих групп и отрядов были многие исключенные из РКП(б) и органов власти в результате партийных и административных чисток. В 1921 г. почти целиком изгнаны руководители губЧК многих городов. Во время чисток было много произвола, отсутствовала элементарная забота об оставшихся без работы и средств существования. Среди исключенных немало было людей, не принявших новую экономическую политику и посчитавших ее «предательством интересов революции»; к тому же среди рядовых граждан росла ненависть к бюрократизму и новому чиновничеству. Поэтому-то они и начинали борьбу против нэпманов, административного персонала, бюрократов. Наибольший размах «красный бандитизм» получил в Екатеринбургской, Енисейской и Иркутской губерниях, в Кузнецком бассейне, Щегловском и Мариинском уездах Томской области и на Алтае.

Только в середине 1920-х гг. восстания, мятежи и бандитизм постепенно уходят из жизни советских людей, но все же значительная часть сельского населения проявляла недовольство мероприятиями власти. Даже после подавления мятежей и восстаний положение в деревне оставалось крайне сложным.

Очаги сопротивления политике советской власти возникали то в одном, то в другом месте. Зачастую крестьяне объединялись с другими недовольными или поддерживали их, независимо от партийной принадлежности или политической платформы. Население деревень было возмущено репрессиями в связи с проведением налоговой кампании, ложащейся тяжелым бременем на бедняцкие семьи. Эти репрессии превратились в уродливые явления. Например, «в Саратовской губернии было арестовано около 250 тыс. человек за невзнос налогов, в Симбирский – 10 тыс. человек». У крестьян, не уплативших налог, отбирали скот, остатки зерна и другие продукты крестьянского производства, что если не разоряло, то во всяком случае ослабляло хозяйство. Причем сплошь и рядом, вследствие неналаженности соответствующих аппаратов, отобранное крестьянское добро тут же на глазах крестьян портилось, и его приходилось выбрасывать.

Учитывая опасность повстанческого движения и бандитизма, политическое руководство страны уделило большее внимание этой проблеме. Она рассматривалась высшими советскими органами власти и управления, а основные политические директивы разрабатывались на уровне ЦК РКП(б) – ЦК ВКП(б): об усилении борьбы с бандитизмом и восстаниями в Тамбовской губернии. Сибири, на Украине и в других районах страны. Так, различные проблемы борьбы с повстанчеством и бандитизмом Политбюро обсудило 27 апреля, 7 июня, 16 июля 1921 г., 3 и 30 января 1922 г., 9 марта 1922 г., 29 декабря 1923 г., 9 октября 1924 г. 18 октября 1921 г. Пленум ЦК РКП(б) заслушал доклад о «красном бандитизме», обсужденном до этого на Оргбюро ЦК в июле месяце. А в январе 1922