Имя реб Моше Монтефиори звучало подобно звону золотого колокола, а его добрые дела заслужили широкую известность и славу во всех странах рассеяния. И многие евреи, мечтающие поселиться в Иерусалиме, понадеялись на милость лорда и прибыли.

Опустилась на Иерусалим нищета со всего мира и породила много бед. Одни принимали страдания с любовью и радовали свои сердца Торой и молитвой. Других нищета сводила с ума и уводила от веры в Творца, и они начинали впадать во всякого рода критиканство. Из ревности к Богу Воинств, из ревности к друг другу, из-за денег, из-за гордости, из-за беспричинной ненависти, из-за желания поспорить. А бывало, что они вмешивали консулов в свои разборки и позорили Иерусалим в глазах народов. Кто глупел — глупел, а кто еще не поглупел, душа его вопила: увы, где я и что будет с моими детьми? Неужели не выберемся мы из этой мерзкой нищеты никогда? Были такие, что решались вернуться в галут или отослать туда своих сыновей, да только говорили: неужели все труды, затраченные нашими отцами на алию в Эрец Исраэль, были для того, чтобы сыновья наши вернулись назад? Начинали они догадываться, что все эти напасти от безделья — безделье приводит к скуке, а скука приводит к нехорошим делам, и, пока мы ничего не делаем, нет возрождения. Решили исправить то, что испортили предыдущие поколения. Но не было у них сил спасти самих себя, ибо многочисленны препоны в Святом городе и на каждого жаждущего действовать находится множество бездельников, препятствующих им.

Жили в Иерусалиме мастера, изготавливающие надгробные плиты и вырезающие печати, умеющие рисовать, и лепить, и изготавливать разные красивые вещи. Некоторые из них занимались изготовлением предметов религиозного культа. Были среди них такие, что умели написать на пшеничном зерне всю историю про Амана[109], другие рисовали эскизы для христиан из Бейт-Лехема и гравировали их на кубках, изготовленных из черного камня. А когда Иерусалим должен был послать подношение императору, главы колелей заказывали им изготовить шикарные вещи из серебра и золота, из дерева и камня. И ни разу те не просили за это плату, а поступали как учителя Торы и канторы в Иерусалиме, служившие народу бескорыстно. Начали евреи приходить к ним, чтобы учиться у них.

Услышали об этом евреи в странах рассеяния и обрадовались, что Иерусалим, проводивший свои дни в праздности, обратился к ремеслам. Они старались укрепить их дух, и давали им прекрасные обещания, и создавали комитеты и общества в поддержку ремесленников в Иерусалиме, и писали о них статьи в газетах. Слышны были их речи, но дела не было видно. Однако те, кто попробовали вкус ремесла, уже не оставляли его. Не прошло много времени, как они стали изготавливать исправные и красивые вещи. Но толку от изделий своих рук им было мало, ведь из-за бедности, царившей в Иерусалиме, не было возможности у человека купить то, что ему нравится. И мало того что не видели они благословения в своей работе, их еще приводили в пример лодыри, говоря: посмотрите на них, работают как каторжные, а голодают как собаки.

2

Было одно ремесло в Иерусалиме, которым занимались евреи, — это изготовление из оливкового дерева изделий, которые все путешественники, приезжавшие в Святую Землю, покупали себе на память. Искусство это почти все целиком было в руках евреев, а немец-христианин скупал у них товар и продавал в Эрец и за пределами Эрец. Этот христианин достиг богатства и почестей, тогда как исполнители работы — несчастные бедняки. Работают как невольники, а господин поедает их добро.

Делали они свою работу в горестях и страданиях, нищие и униженные, пока не решил их хозяин снизить на треть их заработок. Собрались несколько мастеров и сказали: «До каких пор мы будем тяжело работать на других? Откроем лавку, и будем продавать свой товар сами, и поделим между нами прибыль». Написали они еврейским благотворителям и обратились с просьбой одолжить им деньги. Проглядели все глаза мастера от бесконечного ожидания. Дал им Господь, Благословен Он, совет положиться на самих себя. Взяли они деньги под проценты и основали свой бизнес. Не прошло трех-четырех лет, как выплатили они долг и проценты, и все еще оставалось у них на руках товару на семьсот фунтов стерлингов.

Увидели это ремесленники-христиане и позавидовали им. В одну из ночей забрались к ним в мастерскую. Всю утварь, которую можно было поднять, забрали, а то, что нельзя было поднять, подожгли. Остались мастера без оборудования, без ничего. Сжалился над ними один господин, заместитель австрийского консула в Иерусалиме. Пошел к своим коллегам, консулам в Иерусалиме, и собрал около двадцати лир. И господа из дома Ротшильда тоже послали свое пожертвование в двести франков. Вернулись мастера к своему ремеслу. Как-то раз увидели они свои вещи у воров. Подали жалобу на них судьям в городе. Суд продолжался три месяца. Воров, которые принадлежали к именитым семьям, поддержали родственники и сумели обмануть суд. Но глава ремесленников, реб Хаим Яаков, не успокоился, пока не обратился в высшие инстанции, прибывшие из Дамаска. Что сделали воры? Мало им было, что наложили руку на имущество, решили покуситься на жизнь человека. В те дни пропал мусульманский ребенок. Явились они и заявили, что тот самый еврей, Яаков, украл ребенка, и зарезал его, и принес его кровь раввинам к празднику Песах. Явились королевские полицейские, избили его до крови и потащили в тюрьму. Собрались видные представители общины и поехали к паше. Распорядился паша нарядить розыск, и нашли ребенка, живого, в доме одного из родственников в пригороде. Выпустили реб Хаима-Яакова из тюрьмы, но от побоев он не смог оправиться. Напал на него страх перед врагами, и он перестал судиться, чтобы не добавили ему еще обвинение, и еще навет, и не навели на него еще большее несчастье. Опустились у него руки, и дело его упало, так как вынужден он был брать деньги в долг под высокий процент, восемнадцать на сотню, а товар уже заложен в ломбард. Приходит человек купить себе вещь, но нет ее у мастера. Бежит мастер в ломбард. Не соглашаются в ломбарде вернуть ему вещь, разве что за деньги. Закрылась мастерская, и разошлись ремесленники.

Спустя некоторое время вернулись они и создали новое предприятие. Наняли для себя в странах диаспоры агентов, которые брали у них товар и пускали в оборот. Были такие, что вернули им часть вырученных денег, были такие, что — не вернули. Написали они им. Ответили те: не получается у нас сбыть товар, заплатите за пересылку, и мы вернем вам товар. Не было у них денег, чтобы заплатить за пересылку. Застрял товар в руках агентов, и не стало у мастеров ни товара, ни заработка. Разочаровались они и в предприятиях этих и, в агентах, и вернулся каждый работать сам по себе и продавать свои изделия хозяевам христианских магазинов, а хозяева христианских магазинов продают их под видом изделий, сделанных в Бейт-Лехеме и в Нацерете. Однажды увидел тот гравер, у которого Ицхак снял потом комнату, как вырезают крест на его сосудах, и не захотел продавать свои изделия хозяевам магазинов. Прижала его нужда, и был он вынужден сдать комнату, в которой работал. Посмотрел Ицхак комнату и нашел ее подходящей, увидел членов семьи и нашел их достойными. Заплатил им за комнату и переехал в нее.