лагерь орудиями, покачивается французский миноносец. Почему его пушки наведены именно на лагерь, никто не спрашивает, так как это понятно: «Если вздумают, град свинца и стали сметет их палатки».

Сообщения с пароходами нет. Подъезжавших французы грубо отгоняли прочь, угрожая оружием. Не позволили даже попрощаться с родными и друзьями, уезжавшими, наверно, навсегда в полную неизвестность.

28 марта. Жаркий солнечный день. На противоположном склоне холма, где расположен 1-й Пластунский полк, заметно оживление. Сегодня французы производят запись в Южную Америку и в Совдепию. Мы напряженно смотрим туда, где среди выстроившихся пластунов французский офицер, сидящий на лошади, читает приказ. Офицеры-пластуны стоят в стороне.

Француз кончил, и к нему выходит один казак, другой, еще и еще. В это время к фронту нашего полка приближается бравый вахмистр 5-го Донского Платовского полка и, с разрешения генерала Хрипунова, обращается к казакам от имени своего полка. Молодец вахмистр просит наших казаков «поддержаться» и не слушать предложений французского офицера.

Полк быстро выстраивается. Группа французов идет к нам. Худенький офицер с небольшого возвышения, отчаянно коверкая слова, читает приказ: «В то время как генерал Врангель благородно старается «пристроить свою армию…» – и далее следуют обидные слова, а за ними предложение уезжать в Бразилию или возвращаться в Совдепию.

Долгая пауза и молчание. Внимание сосредоточивается на том месте, где стоит этот щеголевато одетый офицер, только что предложивший желающим выйти из строя. «Спасибо, бра…» – начинает генерал Хрипунов и отворачивается в сторону. Из передних рядов лейб-гвардии Атаманского дивизиона быстро и пугливо выбегает казак, за ним еще несколько других… И вот мелькнул и алый погон. Не оборачиваясь, все они спешат под защиту французского офицера. Гробовая тишина. У многих в глазах слезы.

11 с половиною часов дня. По дороге, ведущей к пристани, группами и в одиночку, со скарбом за спиной, идут люди. А вот и целая толпа. Впереди все тот же французский офицер на лошади. Он сопровождает уезжающих. С другой стороны, вдоль берега, тянется еще одна колонна. Люди торопятся и не отдают себе отчета, куда и зачем. Оставшиеся презирают их, но все же больше жалеют.

29 марта. Пережитые волнения улеглись. Наш дивизион начал выставлять заставы в глубь острова и на дороге, ведущей к Мудросу, для контроля проходящих казаков.

3 апреля. Строевые занятия с казаками ведутся интенсивным темпом. Дивизион на глазах принимает отличный воинский вид. Днем в палатке собрания – офицерские занятия.

8 апреля. Все же главные заботы дня, как утолить голод. Из интендантства довольно часто приходит совсем заплесневевший хлеб и гнилой картофель. Люди отощали и ослабели от дурного питания. Офицеры дивизиона развлекаются игрой в шахматы и в футбол. Изредка в Донском лагере устраиваются спектакли и вечера. Их охотно посещают и офицеры, и казаки.

18 апреля. Лейб-гвардии Казачий дивизион выделен из состава 1-го Донского лейб-гвардии Сводно-казачьего полка и переехал на «Кубанскую» сторону бухты для несения службы при штабе начальника Лемносской группы. Дивизион устраивается на полуострове Калоераки, рядом со штабными постройками. Здесь гораздо лучше и свободнее, чем на Мудросской стороне. Место, на котором разбит лагерь, защищенное от сильных ветров. Продукты и вода, благодаря близости французского интендантства и опреснительных баков, получаются аккуратно, быстро и в первые руки. В собрании появились книги, журналы и газеты. Работы по приведению лагеря в блестящий вид, строевые занятия, организация хозяйственной жизни сразу повелись с полной энергией.

18 апреля. На футбольной площадке, отделяющей наш лагерь от штаба генерала Абрамова, нередко под вечер происходят состязания. Великолепно сыгранная команда юнкеров Кубанского Алексеевского военного училища производит большой эффект своей дисциплиной и однообразной белой спортивной одеждой с черными двуглавыми орлами на груди. Юнкера играют безупречно, линия их атаки стройна и подвижна. Мяч у них свободно, как завороженный, переходит от одного к другому и если прорывается назад, то там перехватывается вахмистром Полянским, одним из беков, или угрожающего вида голкипером, которые одним ударом отсылают мяч обратно, под самые ворота противника.

На матч юнкеров против отборной команды французского броненосца, зашедшего на Лемнос, собралась масса казаков, офицеров и высшее наше начальство. Самым опасным противником юнкеров оказался рыжеватый французский офицер с фамилией вроде Камло, игравший центром. Грузный, но проворный и сильный, он сразу повел игру довольно грубо. Заметив это, казаки начали криками и ругательствами вступаться за юнкеров и после нескольких их падений буквально пришли в неистовство и заревели: «Бей его, юнкер… Дай ему подножку… Не щади Хамло». Азарт был полный. В результате одна из самых лучших команд французского флота была совершенно разгромлена. Юнкера забили ей весьма корректно около десятка голов.

В собрание изредка заходит генерал Абрамов. В большой палатке наша походная церковь. Поют офицеры дивизиона. Начали работать портняжная и сапожная мастерские, открылся околоток.

Лагерь, правда, в образцовом порядке: строго выровненные палатки, прямые дорожки, обложенные камнями одного размера, выбеленными известью. Под грибом на передней линейке дневальный. Площадка перед собранием украшена двумя большими эмблемами: двуглавым орлом и андреевской звездой, выложенными из разноцветных голышей С.Ф. Ефремовым, нашим «дядей Степой». Каждая из них ограждена кругом из выбеленных тоже камней.

Недавно прибыла и прикомандирована к дивизиону 6-я лейб-гвардии Донская казачья Его Величества батарея.

30 апреля. Появились слухи о намечающейся переброске в Балканские государства. В первую очередь будто бы уедут туда строевые части. В связи с этой новостью началась обратная тяга казаков из беженского лагеря в полк. Лейб-гвардии Казачий дивизион заметно увеличился в составе. Идут спешные приготовления к приближающемуся празднику Светлого Христова Воскресения. Мастерские перегружены работой. Казакам шьются новые белые рубахи, алые погоны, бескозырки и пр.

А в бухте в это время дымит черными трубами «Рион». Французское командование опять объявило запись желающих ехать в Южную Америку и на Корсику. На лейб-казаков новый приказ не произвел никакого впечатления: «В Россию не поехали, а тут еще поедем к обезьянам… страдали, терпели, потерпим еще». Однако в некоторых частях Кубанского корпуса и в беженском лагере все же нашлись желающие. На наших глазах французские офицеры под охраной чернокожих сенегальских стрелков грузят соблазненных казаков на пароход.

5 часов дня. Перед выстроившимся дивизионом, рядом с полковником Оприцем, стоит французский офицер, держащий в поводу свою лошадь. Он просит командира дивизиона огласить приказ казакам. Мы, офицеры, выходим из строя и становимся позади. «Кто хочет наняться на работу к американцам – на левый фланг! Гарантий на возвращение никаких, – громко и сухо отчеканивает слова полковник Оприц. – Буду считать до десяти… Раз… два… три… пять… восемь… десять». Ни один казак не выходит из строя. «Спасибо, братцы», – бодро,