С крыш стали свешиваться любопытные головы, откуда-то ручейком слились разложенные для просушки финики, люди подходили, подползали к карнизам, слушая крики:

– Я хотел ту невольницу, а денег у меня не было! И я запер жену и продал ее драгоценности! Оооо, я грешник!

На него уже показывали пальцем.

– Жена умерла, а я купил ту невольницу на вырученные деньги, чтобы остудить жар между бедер! О, горе мне, правоверные!

Кто-то вдруг, словно очнувшись, крикнул:

– Стражу! Стражу сюда!

А человек рванул вниз ногтями по обнаженной груди:

– Мне нет прощения!

Завизжала женщина: по смуглой коже текла густая кровь.

– Мне нет прощения!!!

И в следующее мгновение человек поднялся и скакнул в пышущий жаром тандыр.

Антара охнул и дернулся было вперед – но почувствовал на запястье железную хватку Рами:

– Стой и смотри.

От дохнувшей красным печки прыснули в стороны люди. Женщины махали рукавами и верещали. В суматохе кто-то задел ногой круглую деревянную крышку тандыра. Она стояла прислоненная к стене – но тут закачалась, заколебалась. И упала на низкую глиняную стенку печи. А потом подрожала в воздухе – и упала плашмя, прикрывая тандыр.

Если заживо пекущийся человек и кричал, то его не было слышно за дикими воплями бестолково мечущихся людей.

– Сс-собаки… – ошалело пробормотал Антара.

Три черных длинных тени с красными глазами неподвижно стояли около пыхающей печки. За ними угадывался темный женский силуэт. Деревянная крышка над ней сотрясалась толчками, но они становились все слабее и слабее.

– Чч-что это?..

– Не что, Антара, – тихо отозвался Рами. – А кто.

– И… к-кто?..

– Манат и ее псы, – мрачно сказал сумеречник. – Справедливость.

Антара сглотнул, судорожно дернувшись, поднял правую руку и поцеловал ладонь со словами древней молитвы:

– Хозяйка Медины, справедливейшая! Славная, сильная, ты видишь все!..

– Это точно, – все так же мрачно отозвался Рами.

И они разом поклонились в сторону темной фигуры в окружении псов, развернулись и пошли проталкиваться сквозь давящуюся толпу.

* * *

Господин Абдул-бари ибн Хусам злобно перебирал четки, выдавливая из пальцев их обсидиановые зернышки – одно зернышко за другим, одно за другим. Пальцы господина ибн Хусама дрожали.

Сидевшие перед ним люди тоже маялись и гляделись неважно. Взмокшие оборванцы в грязных куфиях сопели и даже не решались почесать ногу под туфлей. Ибо начальство трясло от гнева, и четки господина ибн Хусама уже отполировались до блеска.

Скреплявшая обсидиановые бусины веревочка не выдержала и порвалась. Освободившиеся черные зернышки стрельнули в стороны и дробью раскатились по голому земляному полу. Одному из мужчин задело щеку, но он не изменился в лице.

В этой голой комнате на молитвенном коврике сидел лишь господин Абдул-бари ибн Хусам, глава отделения барида, прибывший в аль-Румах из Марибского оазиса.

– Почему вы не проследили их дальше? – тихо поинтересовался он у одного из оборванцев.

Айн, агент тайной службы, известный как Назир, тихо сказал:

– Нас сбили с ног в толпе, господин.

– Что-ооооо?

Это было уже слишком. Сначала ему, Абдул-бари, докладывают, что его лучший «глаз», Рафик, вдруг рехнулся и по-

среди площади стал признаваться в своих грешках. А потом, поведав всему свету о том, как второй раз женился, с разбегу прыгнул в горячий тандыр и там испекся. Случайно сумев наглухо завалиться толстенной деревянной колодой-крышкой. И надо же было такому случиться, что желание покаяться одолело Рафика – тоже случайно, да?! – как раз во время выполнения важнейшего государственного дела.

Ибо Рафик, Назир и Ханиф сумели-таки отыскать «кота» – так в секретных бумагах барида обозначали нерегиля халифа Аммара – после того как Усама с Раидом потеряли сумеречника на площади перед масджид. И вот, кстати, тоже наособицу случай! Двое опытных агентов упустили того, за кем шли! Каково?! Они еще страдальчески каялись: мол, исчез «кот» на глазах! Ага, как же! На глазах исчез! Меньше яйца чесать и на баб заглядываться нужно!

Так вот, Рафик, Назир и Ханиф отыскали нерегиля у невольничьего рынка и шли за ним по пятам – готовясь подать знак следующим за ними Усаме с Раидом. Усама должен был затеять драку с чернокожим юнцом, а остальные назваться свидетелями, требовать возмещения и штрафа за побои и тащить бедуина, сумеречника и Рафика к кади.

Ну а в доме кади уже спокойно сидели и ждали нерегиля он, Абдул-бари, и десятка переодетых в обычное платье гвардейцев под командованием каида Марваза. Ну и шелковая красная подушка, на которой стоял ларец сандалового дерева. В каковом ларце лежал и ждал нерегиля перетянутый красным шнуром свиток с фирманом эмира верующих – да благословит Всевышний его и его потомство.

И что же? По странной случайности этот прекрасный, до мелочей выверенный план пошел псу под хвост! И мало того, что один из его, Абдул-бари, людей решил запечься на манер цыпленка, так трое других докладывают ему, что их сбили с ног люди! Каково?! Агента барида затолкали в толпе!

Все эти мысли отразились на вспухающем жилами лбу господина ибн Хусама.

– Я спрашиваю, что ты сказал, о сын шакала?! Ты хочешь сказать, да помилует тебя Всевышний, что тебя толкнули и ты упал, как глупая баба?!

Сидевший перед ним человек не изменился в лице. И ответил:

– Меня сбил с ног не человек, господин.

– Что-ооо?

– Меня сбила с ног огромная черная псина со светящимися красными глазами.

– Что-ооо?

– Меня тоже, – тихо подтвердил Ханиф.

– А третья собака перегрызла Усаме горло, – отчеканил Раид.

– В результате чего оба, сумеречник и бедуин, скрылись, – невозмутимо закончил Назир.

– В результате чего – скрылись?!.. – рявкнул, наконец, налившийся темно-багровым ибн Хусам. – Двадцать плетей – каждому! И штраф в размере месячного жалованья!

– Да, господин, – агенты припали лбами к земляному полу.

Глубоко вздохнув, господин Абдул-бари сдержался и победил свой гнев. Краска стала постепенно отливать у него от лица.

– Ну ладно, – заметил он, вытаскивая из рукава еще одну пару четок. – Раз в дело вмешалась сама Хозяйка Медины, – тут он, одновременно с агентами, поцеловал правую ладонь в знак почтения к Богине, – нам тут делать нечего. Видно, самийа понадобился ей самой – славной, сильной, видящей все. Раз понадобился – пусть забирает.

Все провели ладонями по лицу.

– За нерегилем пусть отправляются эти столичные придурки. Они ничего в тутошних делах не смыслят, может, их и пронесет по дурости. Пусть завтра ночью наведаются в кочевье – вечером конные бега, бедуинская рвань окончательно перепьется и не станет лезть на рожон.