Дорогая Екатерина Константиновна,

Ваше письмо к Юрию нас очень порадовало. Вы ведь, конечно, чувствуете, как часто мы о Вас вспоминаем, посылая Вам при этом самые сердечные мысли. То, что Вы пишете о трудном положении всех работников, а в особенности культурных, поистине, является мировым бедствием. Нам приходится слышать эти же сообщения из семнадцати стран, причем ясно чувствуется, что и в остальных странах дело обстоит не лучше. Становится ясным, что мир запутался в злодеяниях своих, и вряд ли можно каким-то чудом выйти к благосостоянию, если люди не изменят основное мышление свое. Люди разучились мыслить о благе. Люди разучились понимать добро как нечто живое, неотъемлемое в обиходе каждого дня. Может быть, этот духовный кризис именно явится толчком для существенного обновления всех основ жизни. Если нет, то неоткуда ждать спасения. Религия попрана и осмеяна, творчество становится безобразным, люди заняты бесконечною взаимною клеветою и радуются несчастью ближнего. Все великие заветы любви, которые даны так жизненно для неотложного применения, обращены людскою злобою во что-то даже стыдное. Очевидно, и Вам, и всем преданным добру все это и знакомо, и ощутительно. Поистине, Вы помогаете многим идущим к Вам обновиться духовно. Вероятно, видаетесь Вы и с отцом Спасским, беседы с которым я вспоминаю с истинной сердечной радостью. Побольше бы таких отцов духовных, и жизненных, и стремящихся ко Благу во всей своей деятельности. Можно только пожалеть, что в Церкви нашей очень мало таких двигателей, вносящих истинное ободрение. Мы все в работе, и в этом каждодневном труде только и можно находить равновесие для движения в будущее.

Вы пишете об издании записок княгини Марии Клавдиевны. Конечно, с величайшей радостью я приму участие в этом издании и предисловием, как Вы того хотели, и всеми советами, какие в моем распоряжении. Кого из общих знакомых Вы видаете? Что делают Рауши[1287]? В прошлый мой приезд они произвели на меня хорошее впечатление своею бодростью. Ведь сейчас только этим качеством и можно утвердиться.

Вероятно, Г. Шклявер передавал Вам об открытии комнат моего искусства в Белграде, в Бенаресе и о таких же запросах из целого ряда других центров. На днях к нам заехал один из бывших учеников Поощрения[1288], а ныне уже известный болгарский художник Борис Георгиев. Приятно было видеть, что он не только сохранил духовно-творческие заветы, данные ему мною когда-то, но и продолжает развиваться в том же направлении. Перед ликом Гималаев мы побеседовали о многом существенном.

Сегодня уже и на ближних горах выпал снег, и это обстоятельство так нужно для сердца Е. И. Шлем Вам и всем добрым, кто с Вами, наш самый сердечный привет.

Духом с Вами,

[Н. Рерих]

408

Н. К. Рерих — Г. Д. и Т. Д. Гребенщиковым

26 октября 1932 г.[Наггар, Кулу, Пенджаб]

Родные Т[атьяна] и Г[еоргий].

Получили Вашу весточку с приложением Харбинской Анкеты о Сибири. Спасибо. Всегда рады ответить на такие анкеты, но, к сожалению, эта совсем запоздала и, очевидно, уже пришла бы после шапочного разбора. Не знаем, где настигнет Вас эта наша весточка, среди Ваших скитаний во имя Культуры. Шлем Вам лучшие мысли в это трудное время, когда все доброе и светлое подвергается гонению. Моя последняя картина называется «Свет побеждает тьму!»[1289].

В духе с Вами.

409

Н. К. Рерих — М. де Во Фалипо*

26 октября 1932 г.[Наггар, Кулу, Пенджаб]

Мой дорогой друг,

Благодарю Вас за письмо от 2 октября. И опять драгоценная, благородная мысль выражена в Ваших строках. Безусловно, когда Музей в Брюгге будет расти, тогда Ваша мысль об образцах сакрального фольклора, наиболее характерных и художественных в своем выражении, воплотится в жизнь. И, конечно, появятся новые доказательства того, что старинный способ выражения был несравнимо прекраснее, чем тот, что можно встретить в современных школах ныне. Когда в России я очень тесно соприкасался со священными образами, так прискорбно было видеть, что рядом со старинными образцами современные даже рядом нельзя поставить. Но, с другой стороны, испытываешь истинную радость, когда среди современных работ встречаешь по-настоящему ценные. Я постоянно посылаю г-ну К. Тюльпинку самые благие мысли для скорейшего осуществления его прекрасных идей.

Каждое зарубежное письмо из самых разных частей света приносит все ту же грустную весть о величайших трудностях, повсеместно встречающихся в сфере образования и науки. Видимо, какие-то нечеловеческие усилия потребуется приложить, чтобы направить мышление человечества в правильное русло. Не говоря уже о том, как окаменело человеческое сердце, ожесточенное эгоизмом.

Я посылаю Вам одну из моих последних статей, опубликованную в индийском журнале, и я уверен, что эта мысль об «Оружии Света» найдет отклик в Вашем сердце.

Поистине, как заповедовал Апостол Павел: «Облечемся в оружия Света!»[1290]. Этим напутствием он готовил человечество к великой духовной битве.

Последняя картина, только что завершенная мной, называется «Свет побеждает тьму»[1291] и выражает синтез этого приказа. Эта картина, по всей видимости, останется в Аллахабадском Музее, который также посвятил отдельный зал моему искусству.

Мы были огорчены, узнав из писем д-ра Шклявера, что Ваше здоровье было неудовлетворительным, но надеемся, что теперь, когда завершилась смена сезонов, Вы снова чувствуете себя хорошо.

Здоровье м-м Рерих в последнее время было немного лучше, и нам так радостно видеть сверкающий свежий снег на вершинах гор.

Мы все посылаем Вам самые лучшие мысли и пожелания.

[Преданный Вам][1292].

410

Н. К. Рерих — П. Р. Радосавлевичу*

26 октября 1932 г. Наггар, Кулу, Пенджаб, Индия

Мой дорогой друг,

Примите мою огромную благодарность за Ваше сердечное письмо от 20 сентября и за два тома Вашей столь ценной работы по истории славян. Вопрос славянских переселений и славянской культуры является одним из наиболее важных и имеет мировое значение. До сих пор этот вопрос не освещался во всей полноте, и поэтому каждый вклад в этом направлении особенно ценен.

Еще одна деталь в Вашем письме глубоко тронула меня. Вы упоминаете Сараево как место, где было бы желательно разместить дополнительный отдел [Музея]. Сараево очень памятно мне с самых ранних студенческих лет. В Сараево существовал и, вероятно, все еще существует хороший журнал «Nada»[1293]. Именно в нем началась моя зарубежная литературная и художественная деятельность[1294]. Еще в бытность мою в университете я получил через нашего профессора по истории приглашение поместить очерк в этом журнале, и так в