Во-первых, здоровье Ксении. По-видимому, слава Богу, она здорова, но очень малокровна, скоро утомляется, и ей необходимо много быть на воздухе и много двигаться; ни того ни другого она ни в Петербурге, ни в Гатчине не имеет. Зимой она обыкновенно выходит на воздух раз в день на полчаса, вот и все.

Затем, что касается меня, то, находясь не у дел, я не могу вынести находиться в Петербурге; это выше моих сил. Я бы мог заниматься морским делом, но, потеряв всякую веру во флот, при современном хаосе не чувствую себя способным заниматься. Затем для детей, конечно, климат Биаррица в тысячу раз лучше петербургского».

Письмо было написано осенью 1907 года в крымском имении Ай-Тодор, где Сандро «отдыхал» после более чем годичного отсутствия в России. Оно заканчивалось словами: «Нежно целую Твои ручки и крепко обнимаю. Да хранит Тебя Господь. Все дети целуют дорогую бабушку. Твой горячо любящий сын Сандро».

Конечно, во всех этих словах было много лукавства. Здоровье Ксении его мало занимало. Эгоцентрик с рождения, он всю жизнь любил лишь себя; все остальное – только увлечения. Позже он без стеснения признался: «До 1906 года я жил по принципу: «Россия – прежде всего». В 1906–1914 годах девиз стал другими: «У меня только одна жизнь». Мой дух обитал во тьме и невежестве».

Россию сотрясали революционные бури, все там в какой-то момент висело просто «на волоске», а Великий князь и контр-адмирал флота в это время месяцами путешествовал с возлюбленными по Европе. Лучшие отели, фешенебельные рестораны, ночные трапезы в старой вилле на Капри, прогулки на яхтах; одним словом – любовь и нега.

Дома же все представлялось мрачным, серым и таким безрадостным. Однажды додумался даже написать своей кузине Греческой Королеве Ольге Константиновне письмо, где посоветовал «в Россию не ездить». Та была шокирована. Сходные ощущения поведение Сандро вызывало у Царя и Царицы. Однако Николай II не укорял друга юности, полагая, что от такого неуживчивого и суетного родственника помощи ждать не приходится.

Роман с «гувернанткой» продолжался несколько лет. Возлюбленные появлялись на публике за границей вполне открыто, что вызывало недоумение и непонимание. В 1910 году князь Феликс Юсупов (1887–1967), тогда студент Кембриджа, прославившийся позже убийством Распутина, посетил в Лондоне Ксению и Сандро, а потом отобедал с ними в дорогом ресторане. Своей матери сообщал:

«Как раз перед нами сидел Александр Михайлович со своей дамой и Ксения Александровна со своим англичанином. Это просто непонятно, как можно так афишировать».

Мать Феликса, княгиня Зинаида Николаевна, хорошо была о «данном предмете» осведомлена. Осенью 1910 года она даже познакомилась «с милой компанией», которая вся оказалась в Крыму. По ее наблюдению, «друг Ксении» имел «вид приятный, но присутствие его здесь для меня более чем непонятно и неуместно».

Кроме моральных у княгини Юсуповой имелись и более весомые поводы для беспокойства. Ее ненаглядный сын Феликс слишком часто вел себя неподобающе. Некоторые уверенно причисляли его к числу гомосексуалистов. Оснований для того имелось вполне достаточно.

Его скандальные эскапады служили бесконечной темой великосветских пересудов. Действительно, представитель родовитейшей семьи, единственный наследник (у него был брат Николай, но в 1908 году он погиб на дуэли) огромного состояния вел какую-то странную маскарадную жизнь.

Он с детства обожал наряжаться в женские наряды. Однако дело домашним баловством не кончилось. В двадцать лет князь Феликс Юсупов впервые вышел в женском наряде на публику, посетил в таком виде модный петербургский ресторан, где выступал цыганский хор. Тот вечер остался в памяти навсегда. Цыганские песни, которых раньше не слышал, очаровали. Понял он и другое: миловидный девичий образ, в котором представал Юсупов перед публикой, притягивал взоры мужчин. А князю так хотелось быть центром внимания. Он всегда мечтал о славе. В итоге ему удалось прославиться на весь свет, он, можно сказать, умудрился «плюнуть в вечность» – став убийцей Распутина.

Феликса Юсупова в образе «очаровательной мадемуазели» видели многие рестораны и кафешантаны в России и в Европе. У князя-трансвестита случались и свои «великие виктории». Однажды в Париже в театре Феликс заметил, что «пожилой субъект из литерной ложи настойчиво меня лорнирует. В антракте, когда зажегся свет, я увидел, что это Король Эдуард VII». Вскоре доверенное лицо Короля пыталось выведать у спутников «прелестной красотки», кто она такая. Английский Монарх имел стойкую репутацию «первого Донжуана Европы», и подобное внимание, как признался князь, «было приятно» и «льстило самолюбию».

«Парижский триумф» окрылил Феликса. Он решил продолжить свои эскапады в России. Здесь он вознамерился выступить в роли «шансонетки» на сцене модного петербургского кабаре «Аквариум». И через много лет князь в мельчайших подробностях помнил ту историю.

«В назначенный день в женском наряде явился я к директору. На мне были серый жакет с юбкой, чернобурка и большая шляпа. Я спел ему свой репертуар. Он пришел в восторг и взял меня на две недели».

Аристократический отпрыск появился на сцене перед захмелевшей публикой в хитоне из голубого тюля, расшитого серебряной нитью. Голову дебютантки украшала наколка из синих и голубых страусиных перьев. При этом «кабаретная дива» вся была декорирована роскошными семейными бриллиантами.

Эти украшения сыграли с исполнительницей парижских куплетов злую шутку. На одном из представлений неповторимые семейные юсуповские драгоценности были опознаны знакомыми родителей Феликса. Разразился грандиозный скандал, по Петербургу поползли дискредитирующие слухи.

Отец князя просто взбеленился, называл сына «негодяем», «место которому в Сибири». В конце концов дело удалось замять. Как с грустью вспоминал дебютант-неудачник, «карьера кафешантанной певички погибла, не успев начаться. Однако этой игры с переодеванием я не бросил. Слишком велико было веселье».

Матушка Феликса княгиня Зинаида Николаевна, так и не сумевшая достойно воспитать сына, считала возможным морализировать по всякому случаю, публично бросать обвинения в «неприличном» поведении многим. В последние годы существования Монархии она сделалась резким критиком Царя и Царицы, которые, по ее разумению, вели себя «неподобающим образом»: принимали у себя «не тех», разговаривали «не так» и т. д.

Своего же «ненаглядного Фелюшу», проводившего время в окружении проституток и различных прощелыг в притонах и вертепах, она непременно выгораживала.

«У тебя так много интересов в жизни, а у меня только одни заботы, из которых первая и главная – ты, поэтому неудивительно, что малейшая мысль меня волнует. Когда она касается тебя!» – восклицала в письме к сыну в 1910 году.

Конечно, она делала ему и моральные наставление, но ничем никогда серьезно не укоряла. «Репутация человека его лучшее богатство! Как надо ее беречь! Малейшее пятно расплывается, и в конце концов все