— Что, попросимся к Королю в Тург?

…Слух о бегстве Оружейника разнесся быстро. Замки взломали, утварь растащили, из окон вынули цветные стекла, ставни отодрали, входную дверь сняли с петель. Как обнаружила Гильда, обежав дом от чердака до подвала, трудолюбивые соседи умудрились даже вынести огромные кровати, которые прежде необходимо было разобрать. Вообразив, как пришлось попотеть грабителям, Оружейник расхохотался.

В трапезной хозяева обнаружили двух незваных гостей: натужно сопя, они отдирали доски со стен. Нимало не смутившись появлением владельцев, продолжали свою работу и были очень недовольны, когда их попросили удалиться. Осыпая Оружейника бранью — мол, нечего бросать свое имущество и вводить в соблазн честных людей, — они наконец ушли.

— Ох, — вздохнул Флейтист, — все воры в своей честности уверены. Как Шорк.

Оружейник только рукой махнул.

Прибежали родичи, немало друзей собралось. Закипела работа. К вечеру навесили двери и ставни — Гильда разрисовала их яркими красками; набили свежей соломой тюфяки, сколотили стол, поставили чурбаки, на них доски настелили, — чем не пиршественный зал? Знакомые дровами да съестным поделились; друзья принесли — кто ложки, кто плошки; и хоть каравай пришлось нарезать тонкими, почти прозрачными ломтями, а вино разбавлять водой до бледно-розового цвета, начался самый настоящий пир.

По одну сторону стола сидел Оружейник, его старшие дочери, зятья и внуки. По другую — музыканты, Гильда, Плут, Менестрель, Плясунья, отважившаяся ради друзей на целые сутки расстаться с мужем. Смех и разговоры не смолкали до самого вечера. Рассказам не было конца. Пришлось вспоминать все, что случилось за два года: появление Стрелка и актеров, освобождение Менестреля. Гильда поведала сестрам, как Артура спасали, как из города выбирались переодетыми — теперь это казалось забавным. Разумеется, не умолчала о подвиге Гирселя. Недолго прожил, зато скольким жизнь продлил…

Вечером, когда в окнах затрепетали огни и по стенам домов заскользили длинные тени, в новую дверь постучали.

— Не заперто! — хором закричали Гильда с отцом, высовываясь в окно.

Человек, стоявший на крыльце, поднял голову, и они узнали Драйма. Гильда поспешила навстречу.

За плечами Драйма висел дорожный мешок, через руку был перекинут теплый плащ.

— Я пришел насовсем… — неуверенно начал Драйм.

— Попробовал бы не прийти, — ответствовала Гильда.

Прошло немало времени, прежде чем они поднялись в трапезную. Тут Драйм наконец заметил, что стряслось с домом. Вознегодовал:

— Почему вы никому не сказали? И Король с королевой, и лорд Артур, и лорд Гаральд охотно помогли бы.

— Оставь, — перебила Гильда, — у них забот хватает.

Взяла Драйма за руку и повела к столу. Плут с Плясуньей вскочили, желая дать Драйму место. При этом они нечаянно сбили чурбан, и музыканты повалились на пол, остальные бросились их поднимать, воцарилась полная неразбериха. Все хохотали. Драйм чуть не с ужасом оглядывался по сторонам. Знал, что такое лишиться дома. Оружейнику, правда, повезло: стены и крыша уцелели.

Наконец доски поправили, и все расселись.

— Руки-ноги на месте, инструменты тоже, тайник не нашли, — заявил Оружейник, — не пропадем.

— А я и приданое припасла, — подхватила Гильда, — вот, взгляни. — И водрузила на стол расписной горшок, привезенный из Дарля, — единственный уцелевший.

— Ну? — гордо спросила она. — Не пожалуешься, что бесприданницу взял?

Драйм не выдержал, расхохотался, обнял Гильду за плечи. Менестрель потянулся за лютней.

— Примите песню в дар.

«Придет-пройдет, забыл-влюблен», —

Ромашка на порожке,

Так хороша и так проста,

Чудесный знак в пути.

Какой-то ясень или клен

Рос под чужим окошком

И так отчаянно мечтал

В саду твоем расти.

В твоем саду из диких трав,

Летающих по ветру,

Неувядающих цветов,

Плывущих по воде,

Где тополь, благородный граф,

Вздыхал о юной вербе,

Отшельник, странствующий дуб,

Молился за людей.

А ива, косы по ручью,

Клонилась, не ломалась

И все печалилась тайком,

Считая за беду,

Что некий ясень или клен,

Тоска ее и жалость,

Был по рожденью обречен

Расти не в том саду.

Разрушим чары колдовства,

Садовую ограду,

Прикажем именем творца,

Весеннего луча,

Чтоб все родные дерева

Вдруг оказались рядом,

Чтоб мудрый странствующий дуб

На счастье их венчал.

Пусть осень листья унесет,

Снег заметет дорожки,

Верны предчувствию весны

Влюбленные сердца.

Пусть жизнь идет, пусть вновь цветет

Ромашка на порожке,

Пусть огорченьям нет причин,

А счастью нет конца.

Гильда и Драйм, взявшись за руки, долго смотрели в глаза друг другу. Так долго, что очнулись, лишь когда Плясунья стала просить Менестреля спеть еще, и, опомнившись, принялись благодарить певца.

…Двери в доме не закрывались. Весь вечер приходили друзья и соседи — посмотреть, как Оружейник устроился. Один сосед табуреты приволок. Смущенно кашлянул:

— Мы думали, ты насовсем ушел. Решили: добро твое так и так растащат. Вот табуреты и прихватили. А раз ты вернулся, забирай обратно. Не считай меня вором.

Так же возвратили два сундука, сверток полотна и — на радость Гильде — огромный котел на кухню.

Конечно, всех гостей усаживали за стол. Вскоре в трапезной стало не повернуться. Тогда веселье выплеснулось на улицу. Первыми выбежали из дома Скрипач и Флейтист. Едва раздались звуки музыки, высыпали и остальные. Запылали факелы. Закружилось в воздухе огненное колесо — танцевала Плясунья.

В соседних домах распахивались окна, высовывались любопытные. Смотрели удивленно, недоверчиво — давно отвыкли веселиться. Да и как было не удивляться: не разбогатевший торговец ликовал, а дочиста обобранный Оружейник.

А музыка была такой легкой, светлой — ноги сами просились в пляс. Один за другим выходили из домов жители, вступали в круг света. Сначала нерешительно, потом охотнее. И скоро уже вся площадь плясала.

* * *

— Нет, милорд, — Аннабел протянула руку и коснулась ладони лорда Гаральда, — я вас не отпускаю.

Вельможа сменил обычные синие, шитые жемчугом одежды на черные, траурные. Мелп вернулся из Лильтере с вестью хоть ожидаемой, но нестерпимо горькой: золотая ладья навек увезла Тантанирэй.

— Ваше величество…