Никого.

Это вовсе ее не успокоило.

Бочком, по стеночке, она проскользнула к деревянной панели, привычно нащупала камень под королевой змей, нажала. И ничего не произошло. Марья ощупала всю резьбу еще раз, провела пальцем по каждой змее и ящерке, снова нажала на камень – и снова ничего, словно потайной ход исчез или вовсе с самого начала был ее выдумкой.

Но в руках у Финиста был обсидиановый нож, и до сих пор на ладони Марьи время от времени зудели и воспалялись мелкие язвочки.

Марья покатала в ладони самоцветы, взвесила змеевик – пригодится ли еще. Камень разогрелся, напившись ее собственного тепла, кварц еще покалывал ладонь холодом. Хозяйка предупреждала, что как только камень станет горячим – он потеряет силу. Сколько еще ее в нем осталось?

Она прошлась вдоль всей панели краем камня, словно мелком ведя по дереву, и змеевик становился все горячее и горячее. И стоило только коснуться им камня под королевой змей, как самоцвет раскалился и обжег Марье пальцы и рассыпался мелкой и колкой крупой. Внезапная боль на мгновение ослепила Марью, пережала ей горло, и она только жадно разевала рот и прижимала опаленные пальцы к груди. Она схватилась ими за ледяную подвеску, и боль на мгновение отступила, но лишь для того, чтобы сменить маску и накинуться вновь.

Когда Марья смогла ее унять, со жгучим разочарованием увидела, что панель осталась на своем месте.

Цепочка натянулась, больно впившись в шею, и Марья, опомнившись, выпустила подвеску, которую дергала в раздражении.

Стоило бы остановиться и подумать, а так ли ей туда надо, но гнев и упрямство уже вскипели в груди, подталкивая Марью к окну. Она помнила – в спрятанной комнате тоже есть окно, и не получится ли пробраться в нее снаружи? Немного поборовшись со створками, она все-таки их распахнула и осторожно выбралась на балкон, опоясавший второй этаж.

Совсем близко раздались неторопливые шаги, и Марья вздрогнула, насторожилась. Ей не стоило попадаться кому-то на глаза, и она торопливо перекатилась за подоконник, кое-как прикрыв за собой створки. Лучше подстраховаться и спрятаться, чем полностью полагаться на подарки хозяйки. Змеевик-то уже подвел.

Она согнулась под подоконником, вслушиваясь в звуки, шаги становились все ближе и ближе, потом затихли. Марья очень осторожно заглянула в библиотеку и, заметив, как отворяется дверь, тут же снова нырнула вниз.

Она успела разглядеть огненные волосы приказчика среди теней коридора и очень надеялась, что он не успел заметить ее.

– Так-так. – Его тихий голос покатился по пустой библиотеке, и Марью затрясло от скрытой в нем угрозы. – И что здесь случилось?

Едва слышно скрипели половицы под его ногами, и по их звуку Марья различила, что Альберт остановился у деревянного панно. Она снова едва-едва приподнялась, заглядывая в комнату. Затаив дыхание, она следила, как Альберт медленно ощупывал резных змеек и что-то шептал, будто разговаривая с ними.

– Ну-с, мои дорогие, и что случилось? Что ж вы кричали и шипели, словно неотесанные мужики к вам явились?

Марья зажала рот рукой, чтоб и легким вздохом себя не выдать. О, как она надеялась, что деревянные змейки не смогут ему ответить!

– Или снова зверушки внутри пробудились? Так недавно кормили их… Не вовремя, ох не вовремя, нет чтобы проснуться, когда чертов гость за черным зубом явился, и руки ему пооткусывать!

Это он о Финисте. С холодком в сердце Марья осознала, что не больше пары дней прошло с тех пор, как Змея его утопила, а казалось – вечность, и воспоминания о нем смазались и истерлись. Меж тем Альберт быстро коснулся панно в нескольких местах, и панель с шорохом отъехала в сторону. Марья вытянула шею, жалея, что так и не смогла разглядеть, что же сделал приказчик – видимо, после вторжения Финиста он изменил механизм.

Она быстро прокралась к следующему окну, но за ним была гостиная в бежевых тонах, темная и пустая. Других окон между библиотекой и гостиной не было, и Марья с раздражением прижалась спиной к стене, хлопнула ладонью по колену. Медленно светало, разгоралось розоватое сияние, лишь отдаленно напоминающее рассветные лучи солнца. Времени оставалось все меньше и меньше.

Марья запрокинула голову, успокаивая дыхание. Ей надо было в комнату за библиотекой, надо.

Она хотела забрать украшения с камнями-глазами и хоть раз сделать что-то правильно.

Дождавшись, когда успокоенный Альберт уйдет и его шаги совсем затихнут, Марья забралась в библиотеку, едва не запутавшись в шторах, нерешительно подступила к панно. Теперь на змей она смотрела с опаской. Смогут ли они еще раз позвать приказчика? Тогда он точно поймет, что творится неладное, и так просто не уйдет. Марья вспомнила его змеиные глаза и поежилась.

Снова осмотрев резную панель, она попыталась повторить действия Альберта, коснулась тех участков узора, которые ей показались самыми странными. Несколько секунд ничего не происходило, словно змеи на панно пристально разглядывали ее, а потом панель все же отъехала в сторону с медленным шелестом, похожим на шуршание чешуи.

Это ловушка, с тихой обреченностью подумала Марья, но все равно шагнула вперед. Что поделать, видимо, судьба у нее такая – добровольно попадаться в ловушки.

Вот только на этот раз оказалось все зря – украшений на столе не было.

Марья зло выругалась и пнула стул, принялась небрежно выдвигать ящики стола, уже не заботясь о тишине. Она чувствовала, как утекает ее время, и собственное бессилие ее раздражало. Она вывернула на пол все ящики, вихрем прошлась по комнате, выбрасывая все из шкафов, и все без толку. Тот набор украшений, в котором мерцали кошачьи глаза, исчез.

Марья остановилась, со свистом переводя дыхание, медленно оглядывая учиненный беспорядок. Нетронутой оказалась только тумба, на которой лежали каменные ножи. Она казалась монолитной, выточенной из единого куска темного дерева. Марья обошла ее по кругу, примериваясь, попыталась сдвинуть, но та даже не пошатнулась.

И тогда Марья смахнула с нее бархатную подушку с ножами.

Глубокая ниша даже не была ничем прикрыта, и жемчуг, и зеленые камни казались особенно яркими на фоне старого темного дерева. Марья выдохнула довольно, подняла одну из серег, повертела в руках. Металлические язычки едва придерживали камень, но ни расшатать его, ни разогнуть их не выходило. Даже инструменты на столе не помогли. Марья побилась несколько минут, чувствуя, как быстрее и быстрее колотится сердце, но только сломала два ногтя и до крови поранила подушечку большого пальца.

Облизав ранку, она прислушалась. Узнал ли уже Альберт о вторжении? Если