— T’en thesse in meath aep Eithne llev? — спросила она, подойдя ближе. Голос был очень мелодичный, глаза огромные и черные. — Ess’ Gwynbleidd?

— Ae… aessea… — начал он, но слова брокилонского диалекта, певуче звучавшие в устах дриады, застревали у него в горле и раздражали губы. — Вы не говорите на всеобщем? Я не очень хорошо знаю…

— An’ vaill. Vort llinge, — прервала она.

— Я — Гвинблейдд, Белый Волк. Госпожа Эитнэ меня знает. Я к ней с поручением. Я уже бывал в Брокилоне. В Дуэн Канэлли.

— Гвинблейдд, — кирпичноволосая прищурилась. — Vatt’ghern?

— Да, — подтвердил он. — Ведьмак.

Оливковая гневно фыркнула, но опустила лук. Кирпичная смотрела на него широко раскрытыми глазами, а ее размалеванное зелеными полосами лицо было совершенно неподвижно, мертво, как лицо статуи. Эта неподвижность не позволяла назвать ее ни красивой, ни уродливой, вместо этого напрашивалась мысль о безразличии и бездушии, если не жестокости. Геральт мысленно укорил себя за такую оценку, основывающуюся на ложном очеловечивании дриад. Как–никак, а он–то должен знать, что она просто старшая из всех трех. Несмотря на кажущуюся молодость, она была гораздо, гораздо старше их.

Они стояли молча. Геральт слышал, как Фрейксенет стонет, охает и кашляет. Кирпичная тоже не могла не слышать, но лицо ее даже не дрогнуло. Ведьмак подбоченился.

— Там, в яме, — спокойно сказал он, — лежит раненый. Если ему не оказать помощи, он умрет.

— Thaess aep! — Оливковая натянула лук, направив наконечник стрелы прямо в лицо Фрейксенету.

— Дадите ему сдохнуть? — сказал Геральт, не повышая голоса. — Позволите ему вот так просто, медленно захлебнуться кровью? В таком случае уж лучше его добить.

— Заткнись! — пролаяла дриада, переходя на всеобщий, но опустила лук и ослабила тетиву. Вопросительно взглянула на кирпичную. Та кивнула, указала на яму. Оливковая подбежала быстро и бесшелестно.

— Я хочу увидеться с госпожой Эитнэ, — повторил Геральт. — У меня поручение…

— Она, — кирпичная указала на медовую, — проводит тебя в Duen Canell. Иди.

— Фрей… А раненый?

Дриада взглянула на него, прищурившись и продолжая играть стрелой, лежащей на тетиве.

— Не тревожься. Иди. Она тебя проводит.

— Но…

— Va’en vort! — обрезала она, поджав губы.

Ведьмак пожал плечами, повернулся к медноволосой, которая казалась самой младшей из всей тройки. Впрочем, он мог и ошибиться. Глаза у нее были голубые.

— Ну идем.

— Да, — тихо сказала медовая. После краткого колебания она отдала ему меч. — Пошли.

— Как тебя зовут? — спросил он.

— Заткнись.

Она шла через чащу очень быстро, не оглядываясь. Геральту приходилось прилагать массу усилий, чтобы поспевать за ней. Он знал, что дриада делает это умышленно, хочет, чтобы идущий следом человек увяз в густых зарослях, со стоном повалился бы на землю, обессиленный, неспособный к дальнейшему маршу. Конечно, она не знала, что имеет дело с ведьмаком, а не с человеком. Она была слишком молода, чтобы знать, что такое ведьмак.

Девушка — Геральт уже видел, что она не чистокровная дриада, — резко остановилась, повернулась. Было видно, как под сшитой из лоскутков курткой у нее бурно вздымается грудь и она с трудом сдерживается, чтобы не дышать ртом.

— Пойдем медленнее? — улыбнувшись, предложил он.

— Yea, — она неприязненно взглянула на него. — Aen esseath Sidh?

— Нет, не эльф. Как тебя зовут?

— Браэнн, — ответила она, снова трогаясь в путь, но уже медленнее, не стараясь опережать его. Они шли рядом, близко. Он чувствовал запах ее пота, обычного пота молодой девчонки. У пота дриад был запах растертых в руке листиков вербены.

— А как тебя звали раньше?

Она взглянула на него, губы у нее неожиданно искривились, он подумал, что она или крикнет, или велит ему молчать. Но она не сделала ни того ни другого. А помедлив, сказала:

— Не помню.

Геральт не очень–то поверил.

Ей можно было дать не больше шестнадцати лет, и вряд ли она пробыла в Брокилоне дольше шести–семи. Попади она сюда раньше, маленьким ребенком или даже грудным младенцем, в ней уже невозможно было бы узнать человека. Голубые глаза и натуральные светлые волосы случались и у дриад. Дети дриад, зачатые в разрешенных церковью контактах с эльфами либо людьми, перенимали свойства организма исключительно от матерей, к тому же это всегда были девочки. Однако невероятно редко и, как правило, в каком–то из последующих поколений рождался ребенок с глазами либо волосами неведомого мужского предка. Но сейчас Геральт был уверен, что у Браэнн не было и капли дриадской крови. Впрочем, это не имело особого значения. По крови или не по крови, теперь она была дриадой.

— А тебя, — она искоса глянула на него, — как зовут?

— Гвинблейдд.

— Ну идем, Гвинблейдд, — кивнула она.

Теперь они шли медленнее, но все же достаточно быстро. Браэнн, конечно, знала Брокилон, один Геральт не смог бы удержать ни темпа, ни нужного направления. Браэнн проскальзывала сквозь путаницу зарослей по извивающимся, замаскированным тропинкам, переходила яры и распадки, ловко, словно по мосткам, по поваленным стволам, смело шлепала по зеленым от ряски, блестящим площадкам трясин, на которые ведьмак не осмелился бы ступить и потерял бы часы, если не дни, чтобы обойти их. Присутствие Браэнн защищало его не только от дикости леса — были места, в которых дриада замедляла шаг, двигалась очень осторожно, ощупывая тропинку ногой и держа его за руку. Он знал почему. О ловушках Брокилона ходили легенды — волчьи ямы, утыканные заостренными кольями, самострелы, падающие деревья, страшные «ежи» — игольчатые шары на веревках, неожиданно падающие и очищающие тропинки от чужаков. Встречались места, в которых Браэнн задерживалась и мелодично свистела, а из зарослей ей отвечали тем же. Иногда она приостанавливалась, держа руку на стреле в колчане, приказывая ему не шуметь, и напряженно выжидала, пока то, что шелестело в чаще, удалялось.

Как ни быстро они шли, все же пришлось остановиться на ночь. Браэнн выбрала соответствующее место — на пригорке, на который разность температур приносила порывы теплого воздуха. Они спали на высохшем папоротнике, по обычаю дриад очень близко друг к другу. В середине ночи Браэнн обняла его, крепко прижалась. И ничего больше. Он тоже обнял ее. И ничего больше. Она была дриадой. Важно было только сохранить тепло.

На рассвете, еще почти в темноте, они двинулись дальше.

2

Они пересекали полосы лесистых холмов, переходили низинки, заполненные туманом, шли через просторные травянистые поляны, через буреломы.

Наконец Браэнн в очередной раз остановилась, осмотрелась. Казалось, она потеряла дорогу, но Геральт знал, что это невозможно. Однако, воспользовавшись остановкой, он присел на поваленный ствол.