Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Это был не сердечный приступ, верно? — спросил он у врача, пока она слушала его горло стетоскопом. — Потому что если это был сердечный приступ, то было не так больно, как я ожидал».
«Нет, не сердечный приступ. Но, возможно, у вас была транзиторная ишемическая атака», — сказала эта миловидная негритянка с гладким, темным лицом, скрывающим возраст.
«Ага, — сказал ей Лу. — Я так и полагал: это или сердечный приступ, или транзисторная ишемическая атака. О транзисторной ишемической атаке я подумал во вторую очередь».
«Транзиторная. Это вроде мини-инсульта. Слышу у вас глухой свист в сонной артерии».
«А! Так вот что вы слушаете. Я как раз собирался сказать, что сердце у меня вроде бы ниже».
Она улыбнулась. Вид у нее был такой, словно ей хотелось ущипнуть его за щеку и дать ему печенья.
«То, что я слышу, вызывается серьезными бляшками».
«Серьезно? Я чищу зубы дважды в день».
«Это другие бляшки. В крови. Слишком много бекона. — Она похлопала его по животу. — Слишком много масла на попкорне. Вам понадобится ангиопластика. Возможно, стентирование. В противном случае у вас может случиться более сильный, даже фатальный инсульт».
«Я заказываю салаты, когда хожу в «Макдоналдс», — сказал он и удивился, почувствовав наворачивающиеся на глаза слезы. Он испытывал бессмысленное облегчение из-за того, что милой малышки из ФБР нет рядом и она не видит, что он снова плачет.
Сейчас Лу схватил коричневый бумажный пакет, лежавший в кресле, и извивался, натягивая на себя под больничным халатом нижнее белье и джинсы.
Он отключился после разговора с Вик: мир стал жирным и лоснящимся, и он не мог его удержать. Тот так и выскользнул у него из пальцев. Но до самого мига обморока он ее слушал. Он понял по одной только высоте ее голоса, что она хочет, чтобы он что-то сделал, что она пытается ему что-то сказать. Мне надо сделать одну остановку, а потом я поеду к человеку, который сможет предоставить мне АНФО. С помощью нужной АНФО я смогу стереть мир Мэнкса с лица земли.
Табита Хаттер и все остальные копы, прослушивавшие звонок, услышали то, что хотела Вик: инфа вместо АНФО. Это походило на одну из картинок Вик для «ПоискоВика», только было картинкой из звуков, а не красок. Можно не заметить того, что прямо перед тобой, если не знать, как смотреть… или, в данном случае, слушать. Но Лу всегда знал, как ее слушать.
Лу сдернул с себя халат, натянул рубашку.
АНФО. Ее отец выкорчевывал с помощью АНФО выступающие скалы, пни и старые сваи — и без оглядки выкорчевал Вик из своей жизни. Он никогда даже не обнял Уэйна, а Вик говорила с ним, пожалуй, всего дюжину раз за дюжину лет. Лу и то говорил с ним чаще, посылал ему электронной почтой фотографии и видео Уэйна. Из того, что рассказывала ему Вик, он знал, что этот человек бил свою жену и был обманщиком. А из того, что Вик ему не рассказывала, он знал, что она по нему скучает и любит с такой силой, что это, пожалуй, может сравниться только с тем, что она испытывает к своему сыну.
Лу никогда с ним не встречался, но знал, где он живет, знал его номер… и знал, что Вик собирается увидеться с ним. Лу будет ждать, когда она там появится. Она хотела, чтобы он там был, иначе не сказала бы ему.
Он просунул голову в занавески, посмотрел в проход, образуемый рядами других висящих полотнищ.
Лу увидел врача и медсестру — те стояли спиной к нему, вместе просматривая доску объявлений. Он взял в руки кроссовки, скользнул в проход, повернул направо и через пару вращающихся дверей протолкнулся в широкий белый коридор.
Он стал пробираться через здание, двигаясь в направлении, которое, как он чувствовал, уведет его от входа в приемный покой. На ходу он натянул кроссовки.
В вестибюле с пятидесятифутового потолка свисали большие плиты розового хрусталя, придававшие ему атмосферу Крепости Одиночества[159]. В фонтане, вымощенном черными плитами, плескалась вода. Голоса отдавались эхом. От запаха кофе и кексов, доносившегося из Данкин Донатс[160], живот у него свело от голода. Подумать, что ешь пончик с джемом, посыпанный сахарной пудрой, было все равно что вообразить, будто суешь себе в рот ствол заряженного пистолета.
«Мне не нужно жить вечно, — подумал он. — Я прошу лишь столько, сколько понадобится, чтобы вернуть моего сына».
Прямо перед вращающейся дверью на улицу из такси выходила пара монахинь. С точки зрения Лу, это было чертовски близко к божественному вмешательству. Он придержал для них дверь, потом забрался на заднее сиденье. Задняя часть машины просела на рессорах.
— Куда поедем? — спросил таксист.
«В тюрьму», — подумал Лу, но вслух сказал:
— На железнодорожную станцию.
* * *
Бильбо Принс пронаблюдал, как они в грязно-голубом облачке выхлопных газов отъезжают от тротуара, запомнил номер такси и самой машины, затем повернулся и ушел. Он прошел по коридорам, поднялся по лестнице, спустился и вышел наконец через вход в приемный покой на противоположной стороне больницы. Старый коп, Долтри, ждал его там, покуривая.
— Умотал, — сказал Бильбо. — Как вы и говорили. Поймал такси у вестибюля.
— Номер такси запомнили?
— Да, и самой машины, — сказал Бильбо и продиктовал ему и то, и другое.
Долтри кивнул и открыл свой мобильник. Нажав одну кнопку, он приложил его к уху, наполовину отвернувшись от Бильбо.
— Да. Он движется, — сказал он кому-то на другом конце линии. — Хаттер говорит просто наблюдать за ним, вот мы за ним и наблюдаем. Проследите, куда он поедет, и будьте готовы вмешаться, если у этого жирного ублюдка опять что-то закупорится.
Долтри дал отбой, загасил сигарету и двинулся в сторону стоянки. Бильбо побежал за ним и похлопал его по плечу. Старикан оглянулся. Он нахмурил брови, и выражение лица у него было такое, словно он узнает Бильбо, но уже не помнит, кто он такой и откуда они друг друга знают.
— Как же так? — сказал Бильбо. — А где любовь?
— А! Ах да. — Долтри порылся в кармане, достал десятидолларовую банкноту и сунул ее в руку Бильбо. — Ступайте. Живите долго и процветайте. Ведь так это у вас говорится, у фанатов «Звездного пути»[161]?
Бильбо перевел взгляд с грязной десятидолларовой бумажки — он ожидал, по крайней мере, двадцатку — на татуировку «Спокойствия» на своей волосатой руке.
— Думаю, так. Но я не фанат «Звездного пути». Видите татуировку? Это «Спокойствие», а не «Энтерпрайз». Я — коричневая шинель, дядя.