Когда ладонь накрыла деревянную маску, сердцебиение достигло опасного предела. Олеся чувствовала, как оно бьется о грудную клетку и рвется наружу. Острая боль расползалась горячей лавой по всей груди.

Она ожидала увидеть что угодно. Пульс зашкаливал. Рубашка Габора промокла от пота. Ее всю трясло. Будто кто-то подключил к ней электрошокер.

В горле уже зародился крик. Но он замер на губах, когда демон медленно опустил маску.

Первое, что она увидела, — глаза. Пронзительно голубые, слишком знакомые ей глаза. Глаза, в которые она смотрела пару часов назад. Прямой нос, четко очерченные губы, широкие брови.

Он полностью убрал маску. Олеся тяжело выдохнула. Нет, это был не Габор, но… но он мог быть его братом. Или отцом. Да любым родственником!

Они были похожи. До безумия. Настолько, что становилось страшно. Будто, кто-то пытался создать копию ее господаря, и это почти удалось.

— Ну? Я не такой урод, как тебе рассказал господарь Баттьяни?

В голове не укладывалось. Жуткий Крампус был человеком. Обычным человеком. Нет. Это все неправильно. А как же фрески? Как же жуткие картины и статуи?

— Тебе даже не придется представлять ЕГО на моем месте. Это какая-то насмешка… Мы ведь… даже не связаны с ним кровно. Хотя, почему это не связаны? Он ведь выпил кровь стольких моих сыновей… Я проследил, чтобы в нем хоть так была часть меня.

Олеся честно пыталась понять. Ответ ведь лежал на поверхности. Где-то совсем рядом. Но она никак не могла добраться до него.

— Кто ты? — Губы пересохли от горячего воздуха, прилетающего с той стороны стены.

Ветер трепал волосы, бросал в глаза, и сквозь их завесу она видела искаженное лицо мужчины. И вот сейчас он казался до ужаса похожим на Габора.

— А ты не догадалась? — Он развел в стороны руки, демонстрируя своя странный мохнатый плащ.

Ветер подул сильнее, вздувая подол и почудилось, что перед ней стоит огромная птица с человеческой головой.

Боже, ну она и дура! Это был не мех! Сейчас, в отблесках пламени она отчетливо разглядела, из чего был сделан его плащ — перья. Тысячи черных перьев.

Едва слышно она выдохнула:

— Ворон…

И та статуя, открывающая тайный проход… И кубок, украшенный птицами…

Снова бездумно повторила:

— Ворон…

Демон или обычный человек, кем бы он ни был, тряхнул головой, отбрасывая назад волосы. В этом тоже было что-то неуловимо напоминающее Габора.

И вот сейчас Олеся поняла, что все то, что чувствовала с момента появления в зале демона, было совсем не страхом. Нет, это были просто переживания. Так, ерунда.

Страх, настоящий, липкий, леденящий душу ужас, она испытала только сейчас. Когда руки и ноги отнялись, отказываясь слушаться. Когда в висках застучало так, что глазам стало больно. Когда показалось, что глазные яблоки плавятся и вытекают вместе со слезами и кровью. Когда в животе все сжимается мучительными спазмами, от которых хочется согнуться пополам. Но согнуться тоже не получается, потому что тело больше не слушается.

Вот настоящий страх. И он лишь от одной, за секунду мелькнувшей мысли. А что если там, на фресках по пути в башню, был не Габор? Просто, кто-то очень похожий на него? А она… просто перепутала. ПЕ-РЕ-ПУ-ТА-ЛА!

Ведь могло же такое быть? Могло. Она же непутевая! Она же дура! Дура-а-а…

— Ну что ты застыла? — Он подошел к ней ближе, снова окружая жутким запахом гари. Коснулся рукой щеки.

Олеся даже не нашла в себе сил отодвинуться. Просто отстраненно подумала, что плачет. А ведь даже не заметила.

— Да… Ворон. Последний из Великого Рода Воронов. На мне он прервался. Несколько десятков лет назад. А такое ощущение, будто прошла вечность. — Его голос звучал задумчиво. — Быть Крампусом нелегко… Там, — он махнул головой в сторону поля битвы, подернутого черно-алым маревом, — нет ни дня, ни ночи. Бесконечный закат. Одному там безумно тяжело. Но вот любимая жена поможет смириться с моей участью.

Олеся сжала кулаки и решительно отступила назад:

— Я тебе не жена!

— Но очень скоро ею станешь.

— Нет. Никогда!

Он бросился к ней, снова сгребая волосы в кулак и оттягивая голову назад с такой силой, что хрустнули шейные позвонки. Олеся почти приготовилась к тому, что он просто на просто свернет ей шею.

— Видишь ли, иномирянка, твоего согласия здесь никто не спрашивает! Как не спрашивали моего, когда меня женили на брюхатой аристократке. А кого интересовало мое мнение, ведь она была любовницей короля?! Он ее трахал, а их ублюдка должен был растить я. Я! А как думаешь, что я получил в благодарность? Что сделала женщина, ради которой я был готов на все? Ну?! Знаешь?! Давай, скажи, ты ведь такая же… Думаешь, я не знаю, о чем ты просила Морозного Деда?

Олеся почувствовала, что начинает задыхаться. Откуда..? Он не может знать…

— О, гадаешь, откуда мне известно? По глазам же вижу, что гадаешь… А я рядом с ним был. — Он улыбнулся страшной улыбкой садиста. Сумасшедшего. Красивое лицо исказилось. Как она могла считать его похожим на Габора? Нет, у них не было ничего общего. Редкие улыбки преображали лицо ее господаря. Делали его еще красивее. А этот превратился в уродливого монстра. — Это у меня он спрашивал, позволить тебе жить или умереть. Я решал, закончится твоя жизнь на той дороге, или у тебя будет второй шанс… А знаешь, почему? Ну, знаешь?

Олеся снова помотала головой, морщась от боли в натянутой коже. Еще немного, и он просто вырвет ей волосы.

— Потому что ты моя награда за то, что я вынужден делать все эти годы. Да, об этом тебе господарь не расскажет. Он ведь и сам не знает. Никто не знает. Знаешь, кто такой Крампус? А, Олеся-я-я-я, знаешь?

Ему было известно ее имя и то, как она попала сюда. Ему было известно все. Неужели, ее судьба предрешена? Олеся не хотела думать об этом. Пока он не утащил ее за стену, в тот жуткий, воняющий смрадом мир, у нее еще был шанс. Призрачный, наивный, но шанс. И она цеплялась за него изо всех сил.

— Смотри, видишь монетки? — Он отпустил ее и толкнул в центр круга.

Олеся едва удержалась на негнущихся ногах. Чуть не врезалась в жуткого горбуна, который сидел на полу возле принцессы. Господи, она ведь совсем забыла о них обоих! Даже не видела.

Она вообще пребывала в каком-то странном беспамятстве. Не ощущала ни снега, хлопьями срывающегося с неба, ни жара с другой стороны стены.

— Вот Морозный Дед, а вот — Крампус… Две стороны одной монеты. — Демон шагнул ей за спину. — Крампус — брат Морозного Деда. Когда один исполняет желания и приносит дары тем, кто ведет достойную жизнь, второй карает всех грешников. Наказывает тех, кто творит бесчинства. Он утаскивает их в преисподнюю, в самое пекло, где все они вынуждены каждый день сражаться с подступающей тьмой, с ее жуткими порождениями… Вот, что должен делать Крампус — пополнять свое воинство грешниками. Убийцами, ворами, насильниками. Тебе не кажется, что это несправедливо? Один — любимчик всего народа. А второй — его самый страшный кошмар. Однажды Крампус тоже решил попробовать приносить дары. Золото, самоцветы, власть — в обмен на сущую малость. Знаешь, что он попросил взамен?