работающие кондиционеры. Пообедал Фест в ресторане на нижнем этаже, где было полно европейцев и американцев. Потом вышел на площадь перед зданием – на ней, похоже, праздновали Новый год сразу семь или восемь отдельных компаний, в упор не замечающих друг друга, но все под присмотром вооружённых фигур во всевозможных униформах и касках – были тут и местные стражи порядка, и военная полиция США, и пехота – как вьетнамская, так и американская.

Фест разговорился с велорикшей, тот свернул вместе с ним в боковую улочку и познакомил его в кафе с какой-то девушкой, после чего предложил сопроводить их обоих в номер в гостинице, о которой бээндэшник никогда не слыхал.

– Пойдёмте ко мне в номер.

Водитель объяснил это девушке, та кивнула, заулыбалась, обвилась вокруг руки Феста и уткнулась головой ему в плечо. Её густо-чёрные волосы пахли экстрактом ванили. Видимо, именно им она пользовалась вместо духов. Фесту её не хотелось, но он ощущал, что без этого вроде как нельзя. В ходе всех этих операций Фест твёрдо усвоил одно: он приходит в эти страны как хищник, он должен осквернить эту землю, должен относиться к этим людям как охотник к добыче, должен совершить какое-нибудь незначительное преступление, дабы умилостивить здешних тёмных богов. Тогда они позволят ему войти.

* * *

Ричард Фосс провёл утро в посольстве за чтением и сортировкой каблограмм, которые пришли за выходные и были помечены как «конфиденциальные» – это могло означать почти всё, что угодно. Всё, что обладало хоть какой-то важностью, уже попало в нужные руки, но кто-то – хоть кто-нибудь – из Внутреннего отдела должен был увидеть каждое слово своими глазами, таковы были правила. «Шли всё под грифом „конфиденциально“, – сказал ему как-то раз его первый начальник в Лэнгли, – иначе никто это даже читать не станет». Он не возражал немного посидеть взаперти. Уж лучше это, чем пьянствовать с иностранными дипломатами и вьетнамскими мелкими сановниками, так что если Кродель затянет их обед со Шкипом Сэндсом достаточно надолго, чтобы хватило до вечера, он сможет вернуться сюда, сесть за новые каблограммы и найти какое-нибудь оправдание тому, что прошатался неизвестно где всё послеобеденно-предужинное время.

В полдень он покинул посольство и направился в соседний квартал, находящийся через улицу Тызо, пробивая себе путь через массу торговцев и празднующих, которая вот уже целую неделю как не давала прохода четырёхколёсному транспорту. Свернув в переулок, нашёл свободное такси. Для столь короткого путешествия у него имелась тридцатиминутная фора – и всё же, когда впереди показался ресторан «Зелёный попугай», Фосс понял, что опоздал на десять минут.

Шкип Сэндс стоял перед входом на полуденном солнце, утирал пот, заливающий глаза, и выглядел растерянным – впрочем, как и все мы в эти дни, подумал Фосс. Шкип явно располнел. Впрочем, опять же, как и все мы. Будто не все мы сейчас полнеем, потеем и ничего не понимаем.

Фосс открыл дверь такси и кивком поманил его внутрь.

– Сколько лет – сколько зим, дружище! Залезай – я тут подумал, можно подыскать местечко получше!

– Хорошо. Ты только подвинься. – Сэндс забрался в машину и сел рядом с ним. – Я тут заприметил одного типа, который мне неприятен.

– Кого это?

– Да парня одного из Манилы. Давай-ка побыстрее, ага? Мне бы проветриться…

– На тот берег, – велел Фосс водителю.

– Как насчёт «Рекса»?

– В центр нельзя, – сказал Фосс, – там у них везде КПП понатыканы. Дядюшке Хо не застать нас врасплох! Мы тщательнейшим образом подготовились к тому, что будет год назад.

– Что происходит за рекой?

– Ровным счётом ничего, братишка. Жизнь идёт своим чередом. В прошлом месяце какие-то монашки открыли там заведение с французской кухней.

– Монашки? Они что, умеют готовить?

– До безобразия вкусно. Никто туда ещё не ходит, но всему своё время.

Водитель сказал:

– Один мост – нехорошо. Я другой мост поеду.

– Ну давай, накрути себе пару лишних баксов, – согласился Фосс.

– Как семья? – поинтересовался Сэндс.

– Прекрасно. Не видел никого с самого апреля. Пропустил день рождения Селесты.

– Сколько ей исполнилось?

– Господи Иисусе… Нет, погоди – четыре. Ну а что насчёт тебя? Всё ещё пребываешь в гордом одиночестве?

– Боюсь, что так.

– Что, совсем? И никакой там невесты в Штатах?

– Да нет пока. Один, совсем один.

Они перебрались по мосту на восточную сторону, где к берегу жались джонки и всевозможные непотопляемые посудины.

– Ё-моё, река-то воняет, как никогда!

– С возвращеньицем!

– Спасибо. Ну типа.

– Нет, я серьёзно. Здорово тебя снова увидеть, – сказал Фосс, и теперь уже действительно без шуток. – Это сколько же тебя здесь не было?

– Да всё мотаюсь туда-сюда.

– Так ты всё это время был не здесь?

– Да я и вернулся-то только на недельку – на две. Собираю сказки. Как успехи в заварушке?

– О-о – мы побеждаем!

– Наконец-то кто-то знает наверняка.

– А ты, значит, собираешь сказочки?

– Ну да, сказочки – народные предания. Мифы и легенды.

– Что ж, здесь для сбора подобного материала самое место. – Ни один из них даже не усмехнулся. – Предания, значит, вот оно как…

– Ага – вспомни Лансдейла.

– Никогда и не знал никакого Лансдейла.

– «Познавай народ» – песни там, сказки.

Фосс услышал собственный вздох:

– Сердца и умы.

– Ага. Это всё для одного проекта на курсах ВМФ.

– А, для этих там – кстати, где?

– В Кармеле.

– Никогда там не был.

– Красивое место.

Светская болтовня, подумал Фосс, в палате для неизлечимо больных. Потом пришлось отвлечься на водителя, которому надо было указать дорогу, и он избавился от необходимости продолжать.

Всего в паре кварталов через реку и неподалёку от района старого особняка отдела психологических операций ЦРУ, где в течение нескольких недель вместе жили Фосс и Шкип, отыскался тот самый ресторан – «Шез Орлеан».

– Мне положительно нравятся эти лианы, – сказал Фосс, имея в виду невероятно пышную вьющуюся растительность, почти полностью скрывшую собой фасад заведения. – За окнами почти ничего не видно. Интимненько! – Что за глупости я несу…

– А ты по-прежнему обитаешь на старой квартире?

– Нет больше старой квартиры. Думаю, её прибрала к рукам армия. Сейчас я обитаю в отеле «Мейеркорд»[113].

Лианы обвивали здание со всех сторон, перекидывались через крышу и образовывали над мощёным внутренним двориком относительно прохладный тенистый полог. Где-то в самом прохладном углу трельяжной сетки висел обёрнутый мешковиной звукоусилитель, из которого лилась музыка – фламенко, звон классической гитары – а под колонкой, возле небольшого фонтанчика безмолвно обедали три офицера с крупными жёлтыми нашивками Пятого кавалерийского полка на рукавах. Кроме них – ни души. Они сели, и