Я снова поднял топор.

— Но это неподходящее дерево, великий, — с явной неохотой указал он на мою ошибку.

Я снова опустил топор.

— А какое дерево мне следует использовать? — спросил я с осторожным любопытством.

Я слышал о том, что спеки трепетно относятся к некоторым рощам. Быть может, выбранное мной дерево по какой-то причине ему дорого. Я готов был взять другое. Я собирался срубить множество деревьев, прежде чем смогу построить ограду. Не стоило понапрасну ссориться с этим человеком. Кроме того, этого же требовал и приказ полковника Гарена.

Он склонил голову набок и почти что улыбнулся.

— Ты же знаешь! Эти деревья не принесут мертвым мира и не поддержат их как надо.

Мы снова не понимали друг друга. Я попытался задать вопрос по-другому.

— Так какие же деревья мне нужно взять?

И вновь он склонил голову. Мне не удалось разгадать странное выражение его лица. Возможно, это просто разноцветная кожа придавала ему озадаченный вид.

— Ты же знаешь. Только деревья каэмбра могут объять мертвеца.

— Проводи меня к деревьям каэмбра, которые я могу взять, — предложил я.

— Проводить тебя? О великий, я не осмелюсь. Но я пойду вместе с тобой.

И мы пошли. Вскоре я почувствовал, как в его присутствии слабеет власть леса над моим настроением. Я не знал, отвлекал ли он меня или просто его присутствие сдерживало злую магию. В любом случае, я чувствовал огромное облегчение. Несмотря на то, что он сказал, он шел впереди. Я следовал за ним, ведя Утеса на поводу. Тяжелую поступь копыт приглушал толстый ковер палой листвы.

— Почему ты называешь меня великим? — спросил я, чувствуя, что пауза затянулась.

Он оглянулся и внимательно на меня посмотрел.

— Ты полон магии. Сегодня ты светишься ею. Ты великий, и так я к тебе и обращаюсь.

Я уставился на свой огромный живот и попытался представить себе, что я вовсе не толстяк, но наполнен мощью, смысла которой сам до конца не понимаю. Что, если мои размеры — не слабость, не последствие обжорства или лени, а признак силы? По крайней мере, этот спек относился ко мне с уважением. Я покачал головой. Его преклонение лишь смущало меня, поскольку мне казалось, что я его в чем-то обманываю. Мы шли все дальше, постоянно поднимаясь в гору. Мощные копыта Утеса оставляли на земле следы; даже если бы мой проводник меня бросил, я легко нашел бы обратную дорогу. Над нашими головами порхали и пели птицы. Где-то неподалеку кролик тревожно забарабанил лапами и тут же рванул прочь. Мое восприятие леса изменилось: стоял приятный тихий весенний день. Вокруг меня шумел листвой молодой лес, ярко залитый солнцем, воздух был напоен нежными ароматами, и моя тревога бесследно исчезла. Мне стало удивительно хорошо. Я расслабил плечи, хотя по-прежнему старался держаться настороже. Мне вновь захотелось нарушить молчание.

— Меня зовут Невар, — неловко сообщил я.

— Меня называют Киликаррой. Оликея — моя дочь.

— Она вчера была с тобой.

— Я вчера был с ней, — согласился он.

Я оглядел окружающий лес.

— А сегодня она поблизости?

— Может быть, — с некоторым смущением ответил он. — Не мне говорить, где она находится.

Впереди лес становился все темнее и гуще. Мы проходили через смешанную зону — совсем молодые деревца и гиганты со шрамами, оставленными огнем, росли рядом. Скоро яркое утреннее солнце уступит место вечным сумеркам старого леса. А пока редкие лучи солнца еще пробивались сквозь густой полог. Насекомые и пылинки танцевали в косых потоках света, а там, где они касались земли, прорастали цветы и пышные травы. На одном из кустов я заметил грозди алых шаров и узнал в них ароматные плоды, найденные мной в корзине прошлой ночью. Пост, который я соблюдал с самого утра, вдруг показался мне глупой и пустой причудой. Отказ от пищи не изменит моего тела. Я лишь мучаю себя голодом и становлюсь от этого печальным и раздражительным.

— Может быть, нам остановиться и поесть ягод? — спросил я своего проводника.

Он посмотрел на меня с улыбкой. Только сейчас я понял одну из причин, почему его лицо казалось мне таким странным, — его губы были черными, как у кошки.

— Как пожелаешь, великий, — ответил он.

По его тону мне показалось, будто я оказываю ему честь своим милостивым предложением.

Плоды тяжело покачивались на черенках. Уж не знаю, что было тому причиной — свежий воздух, мой голод или спелость фруктов, — но их вкус показался мне божественным. Куст был небольшим, но прямо-таки усыпанным плодами. В лучах солнца они наливались алым сиянием, а под тонкой кожицей скрывалась почти жидкая мякоть с единственной косточкой. Мы разделили трапезу не торопясь, наслаждаясь восхитительными спелыми плодами. Когда куст опустел, я вздохнул.

— Не понимаю, почему они кажутся мне такими вкусными и сытными, — пробормотал я.

Так и было. Две пригоршни плодов полностью утолили мой дневной голод.

— Это могущественная еда, великий, правильная пища для мага. Ты кормишь ею не только тело, но и свою магию. Все дары леса — это подобающая тебе еда, и все они уймут твой голод. Но некоторая пища подходит тебе больше и ускоряет твой рост. Я польщен тем, что ты позволил мне участвовать в твоей трапезе. Я чувствую, как раскрывается мое сознание. Я слышу шепот деревьев каэмбра, хотя мы до них еще не добрались.

— Пища для мага, — повторил я.

Я задумался, не съел ли я чего-то такого, от чего у меня начнутся видения. Я вспомнил, что мне довелось пережить с Девара и красными лягушками. И все же… было ли это видением, навеянным ядом, или настоящим путешествием? Разве оказался бы я здесь, если бы оно не было реальным? И снова я шел по тонкой грани между двумя реальностями. Тревожная мысль пришла мне в голову. Я не могу вечно колебаться на границе. Вскоре мне придется выбрать один из миров — и войти в него, чтобы прожить там до конца своих дней.

Если Киликарра и заметил, что я отвлекся, виду он не подал.

— Конечно, это пища для мага. Частью ее — например, красными каплями — может наслаждаться и обычный человек вроде меня, если его пригласят. Ну а другая пища, как тебе известно, предназначена только для магов. Некоторые грибы можно собирать, только чтобы преподнести великому.

Я не сдержал улыбки — так тщательно он подбирал слова, разговаривая со мной.

— Ты рассказываешь мне вещи, которых я не знал. Прежде ты говорил, что я должен их знать. Теперь, думаю, ты понял, что это не так, так что продолжай меня просвещать.

Его руки изобразили какой-то сложный жест, почтительно отметающий в сторону мои слова.

— Великий, я не осмелюсь предположить, что мне известно что-то, не ведомое тебе. Я лишь болтливый глупец. Любой скажет тебе, что я склонен говорить то, о чем говорить не нужно, и повторять вещи, известные всем. Это утомительная черта, я знаю. Прошу простить меня за то, что тебе приходится ее терпеть.