Почти таким же. Я вдруг понял, что все еще смотрю вслед дамам и мысленно сравниваю их с женщиной спеков, встреченной мной утром. И хотя она была обнажена, в ней чувствовалось куда меньше неловкости и больше уверенности в себе, чем в любой из них. Она держалась напористо, как и предупреждал Хитч. Он говорил, что женщина-спек попросту выбрала его, не интересуясь его мнением ни тогда, ни потом. Я задумался, на что это должно быть похоже, и у меня перехватило дыхание. Не могу сказать, что мне это не понравилось.

Я не собирался возвращаться к Сарле Моггам, однако вскоре уже подъехал к ее заведению и привязал у входа Утеса. Какая глупость с моей стороны, успел подумать я. Неужели я действительно намерен истратить здесь остатки своего месячного жалованья? Фалы тут больше нет, напомнил я себе, а другие шлюхи не проявили к моей особе ни малейшего интереса. Было бы разумнее сразу отправиться домой.

Дверь на мой стук открыл Стиддик.

— Ты! — воскликнул он и, обернувшись через плечо, сообщил кому-то: — Кладбищенский сторож вернулся.

Он стоял, загораживая дверной проем. Я не мог ни пройти, ни даже заглянуть внутрь.

Прежде чем я успел что-нибудь сказать, Стиддика отодвинули в сторону, и наружу вышла сама Сарла. На ней было красное платье с множеством белых бантиков на подоле. Тонкое кружево не вполне прикрывало ее грудь и плечи. Ее буквально трясло от гнева.

— Да как ты посмел явиться сюда! — возмутилась она. — После того, что сделал с Фалой!

— Я ничего не делал с Фалой, — запротестовал я, но мой голос прозвучал несколько виновато.

Я действительно что-то сделал с Фалой, вот только сам не знал, что именно.

— Тогда где же она? — гневно осведомилась Сарла. — Куда может деваться женщина в Геттисе в самый разгар зимы? Ты пришел сюда, провел с ней целую ночь — Фала никогда и ни с кем так не поступала. А когда ты ушел, она была просто сама не своя. Два дня она прогоняла каждого, кто к ней приходил, а потом исчезла. Куда?

— Я не знаю!

Я слышал, что Сарла разгневана на меня из-за ухода Фалы, но не ожидал таких расспросов.

Она торжествующе улыбнулась, и с уголков ее губ посыпалась пудра.

— Ты не знаешь? Так почему же ты ни разу не зашел ее навестить? Все видели, какой ты был довольный. Ты побывал в моем заведении всего один раз, провел целую ночь с одной из моих девушек, а потом она исчезла. Но ты больше к ней не пришел. Потому что знал, что она ушла, так? И знал, что она уже не вернется. А как ты мог это знать, если не убедился в этом сам?

На мгновение я потерял дар речи. Но постарался взять себя в руки.

— Вы меня в чем-то обвиняете, мадам? — осторожно спросил я со всем достоинством, какое мог призвать в таких обстоятельствах. — Если да, то не могли бы вы сказать напрямик?

Если я и рассчитывал, что мой резкий ответ смутит ее, то ошибся. Она наклонилась вперед, положив руки на бедра и наставив на меня грудь, словно оружие.

— Я говорю, что Фала плохо кончила. Вот о чем речь. И еще я думаю, что ты знаешь, как именно. Это достаточно напрямик для тебя?

— Вполне. — Холодный гнев рос во мне. — Я знал Фалу лишь несколько часов. Но, как вы и сказали, я ушел отсюда довольным. У меня не было никаких причин желать Фале зла, зато имелись все основания испытывать благодарность. Если с ней случилась беда, для меня это будет печальным известием. Но в любом случае я не имею к этому ни малейшего отношения. Доброй ночи, мадам.

Кипя от гнева, я повернулся, чтобы уйти. И в этот миг Стиддик меня ударил. Это было неловкое, почти ребяческое нападение. Удар угодил мне между лопаток. Уж не знаю, на что он рассчитывал. Возможно, полагал, что, раз уж я жирен, я должен быть еще и слаб или труслив. Во всяком случае, он не ожидал, что я развернусь и с размаху ударю его кулаком в лицо.

Его голова дернулась назад, и он рухнул навзничь. Повисла долгая тишина. Стиддик неподвижно лежал на спине. На один страшный миг мне показалось, что я его убил. Затем он натужно закашлялся, перекатился на бок и свернулся в комок, прижимая руки к лицу. Сквозь его пальцы сочилась кровь. Он стонал и всхлипывал, а Сарла пронзительно завизжала. Я повернулся и пошел прочь. Когда я садился в седло Утеса, мои руки начали дрожать. Я никогда никого не бил с такой силой. Ежедневное копание могил сделало могучими мою спину, руки и плечи. Я не представляю собственных возможностей, подумал я в свое оправдание. О, прекрасно звучит, не правда ли? Я ехал к дому, зная, что был вправе так поступить, но все равно чувствуя тошноту.

Всю дорогу я размышлял о возможных последствиях. Меня беспокоило официальное взыскание. У меня не было свидетелей, которые приняли бы мою сторону и подтвердили бы мой рассказ. Они могли сказать все, что угодно. Сарла уже практически обвинила меня в убийстве Фалы. Стычка с ее вышибалой едва ли докажет мою невиновность. Я бранил себя за то, что взвился по такому ребяческому поводу. Мне следовало просто уйти.

Однако к тому времени, как я добрался до дома, я уже знал правду.

Нет, я не мог это так и оставить.

Если бы я единожды сбежал, подобные нападения стали бы для меня обычным делом. Я не сделал ничего дурного. Я не убивал Фалу, а когда Стиддик ударил меня, я лишь ответил ему тем же.

Ночь выдалась теплой, ветра почти не было. Я позаботился об Утесе и направился в дом, предвкушая, как разведу огонь, чего-нибудь съем и лягу спать. Но, приблизившись к двери, я увидел, что она приоткрыта, а внутри горит свет. Я потянулся к дверной ручке и едва не упал, споткнувшись о стоящую на пороге корзину. Она показалась мне странной, с каркасом и ручкой из твердой древесины, оплетенными свежими зелеными вьюнками с листьями и даже цветами. Она смотрелась очень приятно, но наполнила меня мрачными предчувствиями. Корзина могла взяться только из одного места. Я оглянулся через плечо и посмотрел в сторону могил и темнеющего за ними леса. Однако ни единая фигура не ждала там во мраке, чтобы убедиться, что я нашел подарок. Во всяком случае, мои глаза ничего не сумели различить.

Я взглянул на дверь. Если она в доме, то не стала бы оставлять корзину снаружи. Я осторожно потянул на себя дверь и заглянул. Внутри никого не было. После недолгих колебаний я поднял корзинку и вошел в дом.

Дрова в очаге почти прогорели. У меня было не много вещей, поэтому все они лежали на определенных местах. Кто-то исследовал мое жилище. Дневник, перо и чернила остались непотревоженными, но одежду явно внимательно изучили. Один из многажды штопанных носков валялся на полу посреди комнаты.

Скудные припасы в моей кладовой были опробованы и отвергнуты. Я поставил корзину на стол рядом с остатками еды. На полке стояла миска печенья, которое я намеревался съесть на ужин. Это угощение моей гостье явно пришлось по вкусу. На салфетке, в которую оно было завернуто, остались лишь крошки.

Я налил воды в котелок и повесил его над огнем. Потом осторожно, словно корзина была полна змей, снял с нее плетеную крышку. Оттуда хлынули невероятные, богатые и густые ароматы.