Я встал, прошёл в угол комнаты, выкатил оттуда чемодан и уронил набок. Откинув крышку, я вытащил завернутый в брезент невероятно тяжёлый предмет и ухнул его на стол поближе к Скрипке. Тот слегка отсел.

— Я предлагаю сыграть в игру, — сказал я. — Кто первым убежит.

Рядом со свертком я положил индикатор радиоактивности, тот самый, что взял на прокат по пути в Филино и который так и не вернул. Он часто затикал и показал 321 мкр/час. Значения колебались. Иногда он вспыхивал цифрой выше 400, иногда не доходил и до 250.

Скрипка смотрел спокойно.

— Ну нашел ты облучённую болванку, и что? Таких, знаешь, сколько валяется. Пройдись по любой свалке с дозиметром, не такое найдешь. Сколько там кажет? Аж 340 микрорентген? Да я тут сутки просижу.

Он демонстративно отхлебнул чай.

Братерский вдруг сказал:

— Анатолий Викторович, вы ведь знакомились с делом Халтурина?

Я напрягся. Халтурин — это дядя Алисы, который притащил домой железяку, нагревающуюся саму по себе.

— Знакомился, — ответил Скрипка. — И что?

— Он умер от симптомов, напоминавших лучевую болезнь, — сказал Братерский.

— Он умер от собственной глупости. Воровал лом в 69-ой дивизии. Кто-то ему там подгонял. Ну 90-е были, развал. Сейчас, наверное, это уже не секрет. Воровали и доворовались. Попали на источник ионизирующего излучения. Конкретизировать не буду. Да, он умер, предположительно, от лучевой болезни. Но к «Заре» и Филино этот инцидент отношения не имеет.

— А если предположить, что они воровали лом не в 69-ой дивизии? — спросил Братерский.

Его остановил Ларин. Он жестикулировал своей прямоугольной ладонью, словно рубил капусту:

— Сергей, я понимаю, к чему ты клонишь, но что толку строить предположения?

Братерский спросил:

— Халтурин нашёл источник сильной бета-радиации, так?

— Откуда ты, Серёжа, всё это знаешь, я удивляюсь, — проворчал Скрипка. — Ну пусть так.

— А ты не боишься сейчас обучиться?

— 300 микрорентген? Я тебя умоляю, — фыркнул Скрипка. — Я её вместо подушки могу положить.

Я подтолкнул к нему пальцем прибор и сказал:

— Этот индикатор показывает в основном гамма-излучение, — я раскрыл брезент, обнажая кусок засохшей грязи, в котором угадывались контуры детали. — Бета-излучение обладает не очень большой проникающей способностью, поэтому лучше убрать брезент.

И вдруг, точно джокер, в голове выскочила фраза, которую сказал мой двойник в ту холодную ноябрьскую ночь на пирсе. Он сказал: «Капитан Скрипка. Любитель женщин».

— Не боитесь, что потенция ослабнет? — сказал я вдруг. — Вы детей ещё заводить планировали? Бета-излучение не очень полезно для… ну, вы понимаете.

Скрипка любил женщин. Я вспомнил женский голос в микроавтобусе, который завёз меня на «Зарю». Скрипка хотел произвести впечатление. Женщины значили для него, может быть, больше, чем карьера. Теперь его мошонка находилась в каком-то полуметре от болванки, испачканной радиоактивным илом. Скрипку это нервировало. Разум и животный страх боролись внутри него.

Скрипка выдал себя. Он дёрнулся, отсел, что-то паническое пробежало по его лицу, что мгновенно подействовало на остальных. Спустя секунду все трое уже стояли.

Поняв нелепость своей реакции, Скрипка подошёл к столу, брезгливо взял край брезента и потянул. Предмет внутри перевернулся, ухнул по столу, перевернулся ещё раз. Скрипка молча смотрел на железяку.

— Что это?

— Это головка блока цилиндров от мотора «Нивы», которую один филинский рыбак использовал в качестве якоря. Она вся в иле. От него, вероятно, идёт сильное излучение. Я бы не стал подкладывать её, как подушку.

— Да убери ты её, — крикнул Скрипка.

Я завернул металл в брезент, аккуратно сложил в чемодан и откатил его в сторону.

— Что это доказывает? — кипятился Скрипка. — Я даже готов поверить, что ты нашёл её около Филино, готов поверить, что она радиоактивна, ну и что? Это единичный случай. Да, встречаются облученные предметы, в московских парках находят…

— Что вы предлагаете? — спросил Христов, обращаясь, скорее, к Ларину.

Разгоряченный Скрипка опередил его:

— Проверим, захороним, к делу подошьём. Что ещё предлагать? Люди живут там, никто не жалуется. Не понимаю, для чего ворошить снова и снова. И Халтурин этот к «Заре» никакого отношения не имел. А вот в 69-ой дивизии у него были подвязки.

Христов снова растёр подбородок и обратился к Ларину:

— Всё-таки, Александр Евгеньевич, надо инициировать проверку. Я понимаю, это не ваша компетенция и забота тоже не ваша. Но помощь тут будет нелишней, поскольку мы говорим об окрестностях объекта с повышенной защитой. Что вы думаете?

Ларин смотрел перед собой. Он словно перекатывал во рту ириску.

— Проверим. Я надеюсь, все присутствующие понимают, что сенсаций из этого делать не нужно. Особенно журналистов касается.

— Если вы хорошо сделаете свою работу, у журналистов не останется поводов для сенсаций.

Ларин помрачнел:

— Хамить не надо, Максим. Мы не служба экологического мониторинга. У нас другие задачи. Передашь образцы и укажешь на карте все точки сбора. Дальше разбёремся.

Они вышли гуськом: сначала в дверь прошёл Ларин, за ним Христов и уже потом Скрипка с моим чемоданом в качестве прицепа.

Когда мы остались одни, Братерский спросил:

— Хотите есть?

— Домой хочу. Вы что же, будете теперь развивать местный филиал «Вавилон Страхования»? — я обвёл глазами бывший кабинет Шавалеева.

— Буду готовить к банкротству. У них очень тяжелое положение.

— Зря мы вот так образцы отдали, — кивнул я на дверь. — Как думаете, не замнут?

Братерский некоторое время смотрел на меня и потом ответил:

— Не замнут. Впрочем, посмотрим.

* * *

Пол в ванной остыл. Я включил подогрев, и пока кафель медленно теплел, разыскал пушистые Олины тапки, которые сама Оля не любила. Этими тапочками мы пользовались в режиме каршеринга: кто-то надевал их, доходил до нужного места и бросал там до следующего клиента. Чаще всего их можно было найти у входа в подвал или на пороге гостиной. Иногда в них влезал Васька, которому казалось, что он едет на лыжах. Верхняя часть опушки доходила ему почти до колен.

Я чистил зубы, разглядывая себя в зеркале. Пятна усталости на лице походили на неровный загар.

— Телефон! — услышал я голос.

Через минуту Оля уже стояла в ванной. Она сунула мне аппарат.

— Разбрасываешь везде, потом не слышишь. Васька только заснул. Кто это?