— Антон поддавался, — сообщает Бен. Не знаю, зачем. Это нисколечко не обнадёживает и не делает ситуацию более приемлемой. — В любом другом случае, даже будучи волком Лизе было бы его не одолеть.

Я открываю глаза. Христоф мне больше не мерещится, но сейчас мне хочется обратиться именно и только к нему.

Во мне клетки Антона. Теперь я — химера. Ну что, ты доволен, Христоф?

— Я ходить-то вообще смогу? — спрашиваю я.

— Конечно. Но нужно время. А пока, вот. — Даня уходит, а возвращается уже с костылями.

Прекрасно. Просто прекрасно.

— Давай сюда, — прошу я.

Провести лёжа целую вечность я, конечно, тоже могу, но это уж точно не выход. Не за это погибли Антон, Кирилл, Валентин, Марья и все те, кого больше с нами нет.

Мне требуется много времени, много матов и много отказов на помощь от Бена и близнецов, но вот я наконец на ногах. Точнее, на одной. Вторую я не чувствую, и пока её мне заменяют деревянные кривые палки.

— Слав? — зовёт Бен.

Я поднимаю на него глаза, и внезапно ощущаю, как по щеке катится слеза. Одинокая. Будто и не моя вовсе. Единственная, которая не выдержала всего происходящего.

— Порядок, порядок, — отмахиваюсь я. Правда, неловко; приходится всё время быть в напряжении, чтобы придерживать костыли. — Готова.

К счастью, никуда подниматься не надо.

Мы приходим в общую гостиную, где не так много народа, сколько было в момент возвращения Вани, но всё же достаточно, чтобы чувствовать себя неуютно под их пристальными взглядами. Они явно не жаждали меня видеть. Скорее, просто занимались своими делами, и лишь совершенно случайное стечение обстоятельств подстроило нашу встречу.

— Слава! — восклицает Полина. — Ты встала!

— Сама в шоке, — сквозь зубы цежу я.

И дело не в излишнем энтузиазме и радости Полины, а в том, что я с этими чёртовыми костылями.

— Как себя чувствуешь?

— Нормально, спасибо.

— Что-то не похоже.

Это говорит Дмитрий. Подходит с книжкой, зажатой под мышкой. Касается моего лба. Я вздрагиваю, но не отстраняюсь.

— Тебе объяснили, в чём дело?

— Да. И я не понимаю, как ты позволил Антону пожертвовать собой ради нашего блага.

— Слава, — произносит Дмитрий устало.

Ему не хочется спорить со мной в очередной раз. И я, хоть и начала всё это, внезапно понимаю, что и у меня нет желания. Устала. Поэтому просто делаю корявый шаг ближе к Дмитрию и упираюсь лбом в его грудь, протяжно выдыхая.

Папашка же. Пусть проявит немного любви, когда дочери это особо необходимо.

Так он и поступает, к счастью. Обнимает за плечи, забывая, что держит книгу, и та с грохотом падает на пол.

— Я вроде рада, что жива, — говорю я.

— Я тоже очень рад, — соглашается Дмитрий.

Я всё ещё не доверяю ему полностью, но то, что происходит — определённо прогресс.

Возможно, до полного сближения осталось совсем чуть-чуть?

Стоит только отстраниться от Дмитрия, как кто-то обнимает меня со спины. Гляжу вниз. Ручки тоненькие, маленькие ладошки. Мне трудно повернуться вокруг себя, и мой обниматель, похоже, понимает это, поэтому сам возникает перед моим лицом.

Вета. Живая. Одной проблемой меньше.

— Спасибо, — говорит юная фейри.

Теперь обнимает меня спереди.

— Тебе не только меня благодарить стоит…

— А остальных она уже и так затискала до смерти, — говорит Бен, плетущийся позади меня. — Крайне любвеобильная девчонка.

— Я бы посмотрел, каким был ты, если бы тебя держали в плену среди бездушников чёрт возьми сколько времени, — бурчит Ваня в ответ.

Отлепить от себя Вету удаётся не сразу. Фейри будто боится, что в любой момент вернётся в то ужасное место.

— Расскажите мне всё, — прошу я, когда снова чувствую, хоть и ограниченную, но свободу в действиях. — Что с оборотнями?

— Лиза победила Антона и стала альфой стаи своего отца, — говорит Дмитрий. — Даже Магдалене пришлось ей подчиниться.

— Значит, война окончена?

— Да. Мы решили взять временный нейтралитет до тех пор, пока не придём к консенсусу в наших будущих отношениях. Некоторые члены стаи всё ещё настроены крайне враждебно, благо они не могут пойти против своей альфы.

— Хорошо, — выдыхаю я. Одной проблемой меньше. — А что с гнори?

Дмитрий вопросительно глядит выше моей головы. Туда, где стоят близнецы и Бен.

— Она не видела, — говорит Ваня. Выходит вперёд. Обращается ко мне. — Когда я вернулся к вам с Ветой, я вступил в сражение с одним из гнори. Когда я начал проигрывать, он воспользовался моим секундным параличом и решил попробовать на вкус мою кровь… знаешь, странно было. Гнори вспорол мне бок когтями, приложился и вдруг начал биться в припадке. Что-то белое пузырилось на его губах, а из беззубого рта слышалось бульканье вперемешку с утробным плачем. — Ваня замолкает. На автомате тянется поправить очки, которых сейчас нет на его носу. — Во мне такое намешано, и, видимо, в этом всё дело. Моя кровь отравлена дважды: магией стражей, эхно, с самого рождения, и геном оборотня после клинической смерти. Гнори этого не вынести.

— Это как с алкоголем — правильно же говорят, что лучше не смешивать, — вставляет Бен.

Ваня глядит на него устало, но всё же кивает, соглашаясь.

— Мы не будем уподобляться королеве Зимнего двора и не станем переводить угрозу на другой мир, — говорит Дмитрий. — Мы дадим гнори и перитонам бой. И данное открытие сослужит неплохую службу в изготовлении оружия против них.

— Про королеву — это уже точно, что ли? — уточняю я, прищурившись. — Не догадки?

— Точно. Магдалена рассказала Лизе о том, что королева воспользовалась ненавистью оборотней и желанием причинить нам, стражам, всяческий дискомфорт, и передала им в руки не просто заклинание для вывода призмы из строя, а магию, создающую временный путь в Волшебные земли. Так она прогнала гнори и перитонов, пришедших в её мир. Правда… Магдалена говорила, что об этом им стало известно лишь после того, как всё произошло.

Я утвердительно качаю головой. Клео точно смогла бы такое провернуть. Могущества у неё для этого достаточно, как и сумасшествия.

— Но как создать оружие? Мы же не будем выкачивать из Вани всю кровь!

— Мы работаем над этим вместе со…

— Вместе со мной.

Сжимаю челюсть так сильно, что эмаль на зубах скрипит. Не оборачиваюсь. Не хочу лишний раз позволять Эдзе думать, что все вокруг то и делают, что жаждут его внимания.

— Я погляжу, ты уже на ногах! — восклицает Эдзе.

Вперёд выходит сам. Жмёт руку Дмитрию. Я почти уверена, что нарочито при этом остаётся ко мне боком, чтобы я разглядела белое клеймо