жабой.

Глупо хлопать глазами без век

И любить только смрад трясины…

Я доволен, что я человек.

Лишь в одном я завидую жабе —

Умирать ей, должно быть, легко:

Бессознательно вытянет лапки.

Побурчит и уснет глубоко.

1912

Из книги «Жажда»

НА ПОПРАВКЕ

Одолела слабость злая.

Ни подняться, ни вздохнуть:

Девятнадцатого мая

На разведке ранен в грудь.

Целый день сижу на лавке

У отцовского крыльца.

Утки плещутся в канавке.

За плетнем кричит овца.

Всё не верится, что дома…

Каждый камень — словно друг.

Ключ бежит тропой знакомой

За овраг в зеленый луг.

Эй, Дуняша, королева.

Глянь-ка, воду не пролей!

Бедра вправо, ведра влево,

Пятки сахара белей.

Подсобить? Пустое дело!..

Не удержишь — поплыла.

Поплыла, как лебедь белый.

Вдоль широкого села.

Тишина. Поля глухие.

За оврагом скрип колес…

Эх, земля моя Россия,

Да хранит тебя Христос!

1916

АИСТЫ

В воде декламирует жаба.

Спят груши вдоль лона пруда.

Над шапкой зеленого граба

Топорщатся прутья гнезда.

Там аисты, милые птицы.

Семейство серьезных жильцов…

Торчат материнские спицы,

И хохлятся спинки птенцов.

С крыльца деревенского дома

Смотрю — и как сон для меня:

И грохот далекого грома,

И перьев пушистых возня.

И вот… От лугов у дороги.

На фоне грозы, как гонец.

Летит, распластав свои ноги,

С лягушкою в клюве отец.

Дождь схлынул. Замолкли перуны.

На листьях — расплавленный блеск.

Семейство, настроивши струны,

Заводит неслыханный треск.

Трещат про лягушек, про солнце,

Про листья и серенький мох —

Как будто в ведерное донце

Бросают струею горох…

В тумане дороги и цели.

Жестокие черные дни…

Хотя бы, хотя бы неделю

Пожить бы вот так, как они!

1919 или 1920

* * *

Здравствуй, Муза! Хочешь финик?

Или рюмку марсалы?

Я сегодня именинник…

Что глядишь во все углы?

Не сердись: давай ладошку,

Я к глазам ее прижму…

Современную окрошку.

Как и ты, я не пойму.

Одуванчик бесполезный.

Факел нежной красоты!

Грохот дьявола над бездной

Надоел до тошноты…

Подари мне час беспечный!

Будет время — все уснем.

Пусть волною быстротечной

Хлещет в сердце день за днем.

Перед меркнущим камином

Лирой вмиг спугнем тоску!

Хочешь хлеба с маргарином?

Хочешь рюмку коньяку?

И улыбка молодая

Загорелась мне в ответ:

«Голова твоя седая,

А глазам — шестнадцать лет!»

1923

* * *

Прокуроров было слишком много!

Кто грехов Твоих не осуждал?..

А теперь, когда темна дорога

И гудит-ревет девятый вал,

О Тебе, волнуясь, вспоминаем, —

Это всё, что здесь мы сберегли…

И встает былое светлым раем.

Словно детство в солнечной пыли…

1923

ВЕСНА НА КРЕСТОВСКОМ

А. И. Куприну

Сеть лиственниц выгнала алые точки.

Белеет в саду флигелек.

Кот томно обходит дорожки и кочки

И нюхает каждый цветок.

Так радостно бросить бумагу и книжки.

Взять весла и хлеба в кульке.

Коснуться холодной и ржавой задвижки

И плавно спуститься к реке…

Качается пристань на бледной Крестовке.

Налево — Елагинский мост.

Вдоль тусклой воды серебрятся подковки,

А небо — как тихий погост.

Черемуха пеной курчавой покрыта.

На ветках мальчишки-жулье.

Веселая прачка склонила корыто.

Поет и полощет белье.

Затекшие руки дорвались до гребли.

Уключины стонут чуть-чуть.

На веслах повисли какие-то стебли.

Мальки за кормою как ртуть…

Под мостиком гулким качается плесень.

Копыта рокочут вверху.

За сваями эхо чиновничьих песен,

А ивы — в цыплячьем пуху…

Краснеют столбы на воде возле дачки.

На ряби — цветная спираль.

Гармонь изнывает в любовной горячке,

И в каждом челне — пастораль.

Вплываю в Неву. Острова — как корона:

Волнисто-кудрявая грань…

Летят рысаки сквозь зеленое лоно.

На барках ленивая брань.

Пестреет нарядами дальняя Стрелка.

Вдоль мели — щетиной камыш.

Всё шире вода — голубая тарелка.

Всё глубже весенняя тишь…

Лишь катер порой пропыхтит торопливо,

Горбом залоснится волна,

Матрос — словно статуя, вымпел — как грива.

Качнешься — и вновь тишина…

О родине каждый из