– И долго мне вас ждать? – недовольно пробурчал Василий, но не получил ответа.

Миновав туманную лощину, казачьи вожаки вскоре очутились на месте стычки Ивана с Бегичем.

– Кто же его так? – спросил Ермак, остановившись возле мертвого Евлампия.

– Наверно, Ванька, судя по кинжалу, – предположил Назар.

– А где он сам?

– Да вон, возле коня убитого лежит.

– Живой?

– Раз пар идет, значит, дышит, – радостно ответил Лихарь и, подбежав к Ивану, принялся тормошить его.

– Ванька, да очнись же ты.

Сотнику пришлось изрядно потрудиться, лишь когда он взял пригоршню снега и стал тереть им Княжичу лицо, тот открыл глаза.

– Назарка, ты?

– Конечно я, не ангел же небесный. Что тут у вас с Бегичем произошло?

– Да, как обычно, баб не поделили, – печально пошутил есаул.

– А ежели всерьез?

– Ну, ежели всерьез, тогда взгляни, что у этой сволочи в мешке лежит, иль атаман пусть глянет, ему, наверно, интересно будет узнать, во сколько Карача его голову оценил.

Не сказав ни слова, Ермак направился к стрелецкому коню и развязал притороченный к седлу мешок. К ногам покорителя Сибири посыпались серебряные чарки, кубки, блюда. Перебирая сапогом не шибко дорогую утварь, золотой была лишь уже виденная Иваном чаша, он насмешливо изрек:

– И впрямь недорого меня татары оценили.

– Ну, ты шибко не грусти. Тут, видимо, одна доплата, задаток-то наверняка побольше был, – в тон ему заверил Лихарь.

– С чего ты взял?

– А как иначе? Это склонить к измене человека нелегко, зато потом хоть веревки с него вей, потому как у предателя назад дороги нету. Удивительно еще, что это дали, могли бы просто пнуть под зад да дальше пакостить отправить, – как обычно рассудительно сказал Назар.

– То-то он возле мурзы вертелся, когда тот с покаянием к нам приезжал, – задумчиво промолвил вожак казачьей вольницы и обратился к Княжичу.

– Прости, Иван, я ведь, грешным делом, думал, что вы с Бегичем и вправду из-за бабы враждуете. Болтали казачки, будто у тебя с его женой любовь была.

– Кабы ты один – все так думали, даже побратим, – с горечью ответил Ванька. – А виниться тебе не в чем, это я кругом виноват. Меня Мария еще в Москве предупреждала, мол, собирается Евлашка всех старшин казачьих извести, но я ей не поверил. Решил, что эта сволочь просто перед бабою своей похваляется.

– Да перестаньте вы друг другу душу зря травить, тоже мне, нашли, о чем беседовать, – вмешался Лихарь. – Убил предателя и ладно, как говорится, собаке собачья смерть.

– Как вы тут? – с опаской вопросил подъехавший в сопровождении Луня и остальных хоперцев Мещеряк. За ослушание от друга-атамана недолго и нагайкой по спине получить. До наказания, однако, дело не дошло.

– А почему вы здесь? Разве Надия не добралась до крепости? – воскликнул Княжич.

– Добралась. И о несчастии, постигшем вас, поведала, и наказ твой мне передала, – тяжело вздохнул Ермак. – Но казаки решили все одно на выручку идти.

– Некого, братцы, выручать. Из всей ватаги я один в живых остался, – еле слышно прошептал Иван, впадая в забытье.

– Что это с ним? – забеспокоился Андрюха.

– Не видишь, что ли? Чуть не до смерти закоченел. Попробуй сам на эдаком морозе в одних штанах остаться. Хорошо еще, додумался в попону конскую закутаться, а то б совсем замерз, – пояснил Ермак.

Сняв с плеч дарованную государем шубу, он отдал ее Луню.

– На-ка вот, закутай есаула и вези в Искер без промедления, а мы с Назаром вперед проедем, поглядим, не идет ли татарва по его следу.

– А нам-то что делать? – спросил Мещеряк.

– Вас сюда никто не звал, назад вертайтесь и ждите, где приказано, – строго осадил своего друга вожак казачьей вольницы.

Негоже атаману самому в дозор ходить, на то старшины да простые казаки имеются, но Василий не стал перечить, и не потому, что побоялся. Он просто понял – после гибели Кольцо Ермак пришел в неистовство, и жалеть теперь не станет никого, а уж тем более самого себя. Назарка тоже понял это.

42

Выехав на берег Иртыша, они увидели идущую по льду реки орду сибирцев.

– Откуда столько их? – глядя на несметные полчища татар, удивленно вопросил Назар.

– Видать, со всех улусов хан бойцов собрал. Надия сказала, что у Маметкула войска десять тысяч и, судя по всему, не обманула, – ответил атаман.

– Так это ж получается по тридцать супостатов на каждого из нас.

– Выходит, так, но вся беда не в этом. Когда мы в первый раз сошлись с сибирцами, было то же самое. Другое плохо – осмелели ордынцы, попривыкли к огненному бою. Вон как лихо скачут, даже лестницы с собою волокут, наверняка хотят Искер с налету взять. На подъеме нынче татарва, а что у нас – боль в сердцах да смятение в умах. Кольцо же был не просто атаманом, Иван душою нашей был, а без души победу трудно одержать, – печально заключил Ермак.

– Но бой-то все одно принять придется.

– Конечно, придется.

– И где намереваешься сраженье дать, здесь, на болоте, или под Искером?

– Будем в крепость отступать, – немного поразмыслив, решил казачий предводитель и повернул коня. – Все, Назар, уходим.

Хоперский сотник нехотя повиновался. Он понимал, что атаман во многом прав. Супротив ордынской тьмы только с пушками и можно устоять, но к ним еще добраться надо. До Искера часа три пути, да все по лесу, а сибирские лошадки по чащобе и по снегу шибко ходкие, коней казачьих могут обойти. Представив, что произойдет, коли татары настигнут казаков в лесу или даже на подходе к крепости, Назар подумал: «Надо бы заслон оставить, но атаману говорить об этом вряд ли стоит. Наверняка, он сам захочет задержать сибирцев, а с нас и так уж душу вынули, коль еще и головы лишимся, тогда всему конец. Пускай уходит, без него управимся».

Лихарь был не только смелый воин, но и мудрый старшина, как сказал бы покойничек Гусицкий, достойный офицер. Когда казачье воинство поспешно двинулось в обратный путь, Назар окликнул Ермака.

– Атаман, дозволь разрушить переправу. Ордынцы сломя голову несутся, авось подвоха не заметят второпях да провалятся в трясину.

– Добро, – ответил тот. – Только долго не задерживайтесь, сам же видел, татары-то не более, чем в двух верстах от нас.

– Вот что, братцы, – обратился Лихарь к оставшимся при нем охотникам, – пару бревен с гати выдернуть да десяток нехристей в болоте утопить, пожалуй, мало будет. Надо их подольше задержать.

– И как же быть? – растерянно спросил Тимоха Ветер, сын павшего в бою с поляками Степана Ветра.

– Предлагаю здесь засаду им устроить.