– Откуда тебе все это известно?

– Карача однажды ночью проболтался, я его любимою наложницей была, – откровенно призналась Надька.

– А не боится твой мурза пуп надорвать, со мною совладать не так-то просто, – нахмурился Ермак.

– Сам Карача с тобой тягаться не намерен, на это Маметкул имеется. У царевича одних улан пять тысяч да прочих воинов никак не меньше.

В это время за окном грянул пушечный выстрел, видать, Максим решил не дожидаться приказа и поднял в крепости тревогу.

– Ладно, хватит разговоры говорить. Ты тут пока располагайся, а мне пора.

– И не страшно на погибель верную идти?

– Нет, красавица, я иного опасаюсь.

– Чего же, если не секрет?

– Чтобы совесть не замучила за друзей, погибших по моей оплошности.

– Да вы, гляжу, с моим бывшим полюбовником два сапога – пара. Ванька тоже, если не от ран страдал, так дурью маялся, которую у вас, урусов, ради красного словца совестью прозвали.

– Ну уж извиняй, какие есть, – развел руками атаман и, задорно подмигнув блуднице, вышел из горницы.

Оставшись в одиночестве, Надька принялась разглядывать приютившую ее обитель.

– Тоже мне, властитель всей Сибири, самого Кучума в леса дремучие загнал, а живет еще беднее Княжича, – разочарованно подумала она. Однако тут же со свойственной бабенкам самоуверенной мечтательностью решила: – Ничего, это дело поправимое, коли с Ванькой снова не заладится, атаманом всерьез займусь. Мужик он видный и суровый только с виду, но в душе, похоже, добрый, как и большинство урусов.

35

Когда Ермак пришел на площадь, почти все войско было уже в сборе, лишь Болховской да Глухов где-то запропастились.

– Тоже мне, наместники царевы, как жареным запахло, сразу по углам попрятались, – возмутился было строгий казачий предводитель. Однако вскоре ему стало не до князя с воеводой.

Из проулка вылетел Бешененок, вздыбив своего породистого жеребца, он выхватил клинок и заорал:

– Чего стоите? Дожидаетесь, когда татары вам головы казачьи принесут?

– А ну-ка суету не наводи, – попытался образумить парня атаман, но не тут-то было, бешеного татарчонка понесло.

– А ты на горло мне не наступай. Ишь, нашелся царь и бог. Пока мы тут, по твоей милости, блох давим да царюИроду рухлядь понарядней выбираем, братов, наверно, на куски уже порезали.

По рядам станичников пронесся легкий ропот. Максимка был во многом прав, однако явно перехватывал через край. Не пристало бунтовать в столь грозный час. За мятеж во время боя, а сражение, считай, уж началось, головой недолго поплатиться.

Но потому Ермак и был велик, что умел держать в руках казачью вольницу. Даже не взглянув на Бешененка, он коротко и властно приказал:

– Старшины, ко мне.

Лихарь, Лунь да Мещеряк поспешно направились к начальнику.

– А ты чего, особого приглашения дожидаешься? – прикрикнул на Максима атаман. – Я тебя, кажись, за старшего в крепости поставил, и приказа своего пока еще не отменял.

Зардевшись от стыда, тот бросил саблю в ножны и покорился.

Между тем казачьему вождю предстояло сделать очень нелегкий выбор. Здравый смысл подсказывал, что надо внять совету Княжича да готовиться к осаде. Устоять против многотысячной орды можно было лишь укрывшись за стенами Искера. Однако, к сожалению, а может, к счастью, дать прямой ответ на это трудно, человеческому сердцу порою свойственны такие чувства, перед которыми меркнет здравый смысл.

Более никто не бунтовал, но, глянув в мрачные лица своих воинов, Ермак уразумел, что ни себе, а уж тем более ему, не простят казаки малодушия.

– Слов красивых говорить, я полагаю, нету надобности. Вижу, все готовы за други смерть принять, – одобрительно промолвил он и обратился уже к одним старшинам. – Выступаем тотчас же. В крепости останутся литвины со стрельцами, за старшего – Максим. Не подумай, будто это в наказание, просто больше некому начальствовать над пушкарями, а на орудия теперь вся надежда. Даже если нам удача улыбнется и отобьем братов, придется с боем отходить в Искер. Так что, есаул, готовь к осаде крепость. В подручные Соленого возьмешь, Семен, я слышал, знает в этом деле толк.

Произведенный в столь высокий и желанный чин, Бешененок все же попытался возразить, но атаман не грозно, а, скорее, по-отечески пригрозил:

– Молчи, Максимка, иначе плетью высеку, – он до конца решил исполнить просьбу Княжича.

Не теряя ни минуты, дружина Ермака понеслась на выручку своим товарищам, жаль вот только, выручать уже было некого.

36

Где-то рядом прогремели выстрелы – бах, бах. Кольцо негромко застонал и открыл глаза. Первое, что он увидел, придя в себя, был кучерявый Ванькин затылок да его стройная, прикрытая лишь тонкой шелковой рубахой спина.

«Слава богу, хоть Ванька жив, – подумал бывший государев стремянной, вновь опуская веки. Однако Княжич не исчез. Правда, мысленному взору атамана представился не нынешний, прошедший сквозь огни и воды, испытавший все – от любви прекраснейшей из женщин до проклятия грозного царя, матерый казачина, а худенький малец, стоящий над растерзанным телом своей матери и его, Ивана Колычева, сестры. – Видно, помираю, коль Натаха привиделась. От ран таких, как у меня, даже бы она не спасла», – решил Кольцо и снова тихо застонал.

– Никак, очухался? – спросил лежавший рядом с ним Гусицкий. – А я уж, грешным делом, думал, что ты помер.

– Да нет, покуда жив, но, судя по всему, недолго нам с тобой осталось смотреть на белый свет, – ответил Ванькастарший.

– Наверное, – с тяжелым вздохом согласился Ян и добавил: – Пока темно да есаул пальбою огрызается, робеет татарва, но скоро рассветет и порох у Ивана кончится, тогда-то уж они на нас навалятся.

– Может быть, и так, а могут для приманки оставить, чтоб остальных в ловушку заманить. Надо бы его в Искер отправить, Ермака предупредить, – кивнул Кольцо на Княжича, который, сидя по-ордынски прямо на снегу, с пистолетами в руках неотрывно следил за берегом. Как только кто-то из сибирцев пытался глянуть с обрыва вниз, тут же получал пулю промеж глаз.

– Да я уже пытался, только Ванька отказался наотрез, – посетовал Гусицкий. – Говорит, устал от смерти бегать, но я думаю, не в этом дело, видно, нас бросать не хочет татарве на растерзание.

– Иван, – окликнул побратима атаман.

В это время на прибрежной круче замаячили сибирцы. Княжич выстрелил два раза подряд и двое нехристей скатились под гору, остальные отпрянули назад.

– Да перестань ты порох жечь зазря, поди сюда.

– Никак, обидеть напоследок хочешь? – насмешливо промолвил есаул, присаживаясь рядом с умирающим. – Когда такое было, чтоб мои пули даром пропадали? Вона сколько супостатов наколотил, – указал он пистолетом на лежащие вдоль берега тела врагов. – А беречь заряды смысла нету. Когда татары всей ордой на нас попрут, перезаряжать пистоли станет некогда, клинками будем отбиваться, – голос Ваньки звучал задорно, даже весело.