Чудесница лишь покачала головой.

– Ишь, герой. Ну просто загадка ходячая.

– Не без этого, – разулыбался Жужело. – А тебе, Чудесница? Тебе влажная рубаха не натирает соски? Откройся: хотелось бы знать.

Та отмахнулась.

– Ты уж, Щелкун, давай о себе позаботься. А за своими я как-нибудь сама услежу.

Все было ярким, насыщенным и как будто безмолвным – блеск воды на оружии, намокшие меха, раскраска щитов в сееве дождевых капель. Перед Зобом мелькали лица, знакомые и незнакомые. Бесшабашно-веселые, суровые, боязливые. Он протянул руку, и ее ухватил Жужело, скалясь всеми зубами.

– Ну как, готов?

Сомнения точили Зоба всегда. Он их ел, ими дышал, жил ими вот уж двадцать с лишним лет. Ни минуты без них, сволочей. Что ни день, с той самой поры, как похоронил братьев.

А тут вдруг они, сомнения, взяли и схлынули.

– Готов.

Он вынул меч и глянул в сторону Союза, где копошились сотни и сотни людей, мелькали под дождем разноцветными пятнами и взблесками. И улыбнулся. Может статься, Жужело и прав: человек на самом деле не живет, пока не смотрит в лицо смерти.

Зоб высоко поднял меч и завыл, а все вокруг подхватили.

И стали ждать прихода Союза.

Солнцу пора взойти, да вот поди-ка. Сердито хмурились густеющие тучи, а свет все еще прибеднялся. Или скупился. Насколько видел капрал Танни, никто до сих пор так и не шелохнулся. За стеной по-прежнему виднелись шлемы и копья. Время от времени они шевелились, но так никуда и не двигались. Атака Миттерика уже в разгаре, судя по шуму. А вот на их богом забытой окраине битвы северяне что-то бездействовали. Или выжидали.

– Они что, все еще там? – спрашивал Уорт.

Обычно, когда ждешь боя, то прямо-таки усираешься от изматывающего волнения. Этот же уникум как будто собирался использовать бой для передышки между обычным своим усером.

– Все еще там.

– И не движутся? – взволнованно суетился Желток.

– Если бы они двигались, то двигались бы и мы, тебе не кажется? – Танни еще раз посмотрел в окуляр. – Нет, не движутся.

– Это там, что ли, сражаются? – бормотнул Уорт.

Порыв ветра донес гневные людские крики, конское ржание и лязг металла.

– Или это, или серьезные разногласия на конюшне. Ты думаешь, это все-таки разногласия на конюшне?

– Нет, капрал Танни.

– Вот и я тоже.

– Тогда что же происходит? – спросил Желток растерянно.

Из-за бугра показалась лошадь без седока и, покачивая пустыми стременами, задумчиво спустилась к воде, постояла и начала пить. А потом щипать траву.

– Честно сказать, я и сам толком не понимаю, – опустив окуляр, признался Танни.

По листве накрапывал дождь.

Примятый ячмень усеяли павшие и умирающие лошади, павшие и умирающие люди. Перед Кальдером и крадеными штандартами громоздился целый кровавый курган. Всего в нескольких шагах спорили карлы, пытаясь выдернуть копья, одновременно всаженные в конника Союза. Нескольких ребят послали собирать выпущенные стрелы. Еще пара не смогла устоять перед соблазном и забралась в поисках поживы на дно ближней ямины, откуда их ором выгонял Белоглазый.

С кавалерией Союза покончено. Попытка вышла храбрая, но глупая. Похоже, одно зачастую идет рука об руку с другим. Хуже того, потерпев неудачу с первого раза, они настойчиво повторили свою глупость, чем сделали лишь хуже. Несколько десятков всадников перемахнули-таки через третью ямину и даже одолели стену Клейла, и что же? Всего-то зарубили нескольких лучников, прежде чем их самих застрелили или подняли на копья. Попытка столь же заведомо бессмысленная, как пытаться промокнуть тряпкой морской берег. Вот в чем беда гордости, отваги и мужественных качеств, которые напыщенно воспевают барды. Чем их, этих качеств, у тебя больше, тем скорее ты закончишь кверху задом среди кучи таких же, как ты, мертвецов. Все, чего добились храбрецы Союза, так это могучего прилива духа у людей Кальдера; такого, какого они не ощущали, должно быть, с той поры, когда королем северян был Бетод.

Теперь они давали об этом знать Союзу – уже тем, как скакали, ковыляли и ползли обратно к своим позициям уцелевшие. Под моросящим дождем воинство Кальдера плясало, хлопало и улюлюкало. Они жали друг другу руки, шлепали по плечам и спинам, стукались щитами. Громогласно славили имена Бетода, Скейла и даже его, Кальдера, причем довольно часто, что отрадно. Братство воинов, кто бы мог подумать? Кальдер в ответ на восхваление и потрясание в свой адрес оружием тоже раздавал улыбки и тряс поднятым мечом. Кстати, не мешало бы, хотя, наверное, уже поздновато, малость обагрить лезвие кровью, а то он как-то не успел пустить его в ход. Благо, крови вокруг пруд пруди, а от хозяев ее уже не убудет.

– Воитель.

– А?

Бледноснег указывал на юг.

– Надо бы народ обратно по местам.

Дождь тяжелел; увесистые капли отскакивали от доспехов живых и мертвых, лошади без седоков и безлошадные всадники уныло брели обратно к Старому мосту. Над полем битвы к югу повисла зыбкая дымка, в ней угадывалось призрачное движение. Кальдер приставил ко лбу ладонь и из-под нее наблюдал, как из дождя возникает все больше силуэтов, переставая быть призраками и облекаясь плотью и металлом. Пехота Союза. Массивные квадраты, идущие размеренным, слаженным и ужасающе целеустремленным шагом. А над сомкнутыми рядами – частокол копий. А еще выше тряпьем висят мокрые флаги.

Это увидели и люди Кальдера, и ликования как не бывало. Властно каркали названные, веля подначальным занять боевые места. Белоглазый отсылал легкораненых в резерв, чтоб они заполняли дыры в строю, становясь на место павших. Кальдер прикинул, придется ли кому-нибудь до конца дня заполнить дыру вместо него. Такая возможность определенно была.

– Ну что, еще какие-нибудь фокусы у тебя в запасе есть? – осведомился Бледноснег.

– Да что-то нет. – Разве что повальное бегство. – А у тебя?

– Есть, только один. Вот этот.

И старый воин, аккуратно отерев тряпицей кровь с меча, поднял его в руке.

– А. – Кальдер поглядел на свое чистое лезвие в бусинах влаги. – Ну да. Разве что.

– Не вижу ни черта! – процедил отец Финри.

Он невольно подался вперед и снова приставил к глазу окуляр. Картина, само собой, разборчивей не стала.

– А вы?

– Увы, господин маршал, – печально вздохнул штабист.

Преждевременный бросок Миттерика они наблюдали в тишине. Затем, как только первые лучи света нехотя заскользили по долине, выдвижение Челенгорма. Потом заморосил дождь. Вначале за его серым саваном исчез вдали справа Осрунг, за ним стена Клейла слева, а там и Старый мост заодно с безымянной гостиничкой, где вчера чуть не лишилась жизни Финри. Отмели и те едва различимы. Все стояли молча, парализованные волнением, и напряженно ловили звуки, лишь иногда еле доносящиеся до слуха сквозь влажный шепот дождя. При такой видимости битва все равно что есть, что ее нет.