– Спасибо… Так гораздо лучше. Ты сволочь и извращенец, эльф…

– Я. Не. Эльф. – В бешенстве отчеканил Шторм.

– Да какая разница… – Габи потянулась по-кошачьи, только что не мурлыкая. – Меня зовут Габриэлла, если ты не знаешь. А тебя?

– Какая тебе разница?

– Я хочу знать, кто меня трахал. – Высокомерно произнесла она. – Я не шалава какая-нибудь. Так как?

– Шторм. – Неохотно ответил он. Он уже столько глупостей наделал, одной больше…

– Шторм! – Глаза Габи хищно блеснули, она резко села. – Ты убийца, которого разыскивают братья! Но ты не бойся. Я зла на них и ничего им про тебя не скажу. Честно, не скажу. А теперь сделаем вот что. Ты возьмёшь меня ещё раз… Мне хочется ещё. А потом раздобудешь мне новое платье, и я уйду. Каждые среду и воскресенье я приезжаю сюда, в собор, на мессу. Это на случай, если тебе интересно.

– Нет. Не интересно. – Шторм солгал. Сердце его вновь заколотилось, на этот раз от нечестивой радости: теперь Габи будет приезжать сюда к нему.

Габи встала, изгибаясь, как змея, приблизилась к нему, бравируя своей наготой, отбросила назад потяжелевшие от влаги волосы, почему-то ещё более сексуальные, чем сухие. Взяла у него из рук стакан с водой и медленно, не сводя с него дразнящего взгляда, вылила воду тонкой струйкой себе на груди, другой рукой поглаживая их и теребя соски. Лицо Шторма покраснело, стало суровым, даже злым, взгляд отяжелел, дыхание тоже стало тяжёлым. Он смотрел в глаза Габи, но видел и всё остальное, в том числе и её соски, упруго пружинящие под пальцами; видел струйки воды по прекрасному телу. В запоздалой попытке противостоять ей он продержался несколько бесконечных секунд, а потом с глухим рычащим стоном подхватил её бёдра, тут же обвившие его, как в самых горячечных его видениях, и отдался своей страсти. И теперь в его объятиях она извивалась, рычала и вскрикивала, царапала его спину и кусала шею и плечи. Боль подстёгивала Шторма, и этот, последний на сегодня раз, оказался самым сладким, самым безумным. В душе он давно ненавидел себя, и наслаждение пополам с болью оказалось для него наилучшим вариантом: Шторм получал грех одновременно с наказанием, и это примиряло его с собой и своей страстью. Теперь он знал абсолютно точно, что не откажется от следующего свидания даже под страхом смертной казни, а так же то, что уже никогда не захочет ни одного женского тела, кроме этого, длинного, узкого, белого и гибкого, как лоза, одуряюще пахнущего розовым маслом. Он послушно принёс ей платье, украденное с заднего двора по соседству, и проследил, как она возвращается к себе; и долго потом караулил на другой стороне улицы, пока принцесса не покинула вместе со свитой свой дом и не направилась в Хефлинуэлл.

– Просто с ума сойти. – Откровенничала вечером Габи с Беатрис, оставшись наедине. – Это просто с ума сойти! Он такой страстный, что кажется, будто я вся пылаю, и голова словно безумная, а то, что я чувствую в последний момент… О-о-о, Беатрис, ты просто представить себе этого не можешь, просто не можешь! Никто этого не может! Иво – тьфу рядом с ним!

– Дорогая, как тебе повезло! – Изображала понимание Беатрис, притом люто завидуя и презирая Габи про себя. – Но он и вправду, эльф?.. А как его зовут?

– Это тайна! – Габи хватило ума не выдать Беатрис имя Шторма. – Эльфийские имена – тайна для непосвящённых, ты же знаешь… Мы его будем звать… Страстоцвет! Только умоляю, ни слова, ни звука, никому, хорошо?

– Хорошо… – Беатрис вкрадчиво потеребила пальчиком оборочку на ночной сорочке Габи. – Мне пришло письмо… Мой двоюродный брат будет в Гранствилле завтра. Ты отпустишь меня повидаться с ним?

– Надолго? – Капризно надула губы Габи.

– Разве я могу без тебя долго? Конечно, не-ет! – Расплылась в своей сиропной улыбочке Беатрис.

Шторм искупался в ручье Ом, и вытянулся на берегу, в траве, натянув только штаны на мокрое тело и подставив себя прохладному вечернему ветерку. Безоговорочно капитулировав перед своей страстью, он думал о том, как пережить дни до среды. Вокруг него ещё витал призрак аромата розы, и Шторм с наслаждением вдыхал его, вспоминая их последний раз, то, как она лила на себя воду и смотрела на него, вспоминая её пальцы и соски… Как же это было здорово, как же здорово! Хозяин был прав, женщины – отрава и зло… И злу этому противостоять невозможно, и… не хочется. В среду он снова будет обладать этой женщиной, и только это теперь и имело для него значение. Даже не смотря на то, что Шторм понимал, как это глупо, жалко и подло по отношению к Хозяину выглядит. Даже не смотря на то, что сам себя презирал за это, а Габи по-прежнему ненавидел. Просто страсть оказалась не тем, чем можно было пренебречь… что можно было контролировать или отвергнуть. А если совсем честно… это оказалось единственным, ради чего стоило жить.

Беатрис приехала в Гранствилл в сопровождении пажа; зашла в трактир на Полевой улице, но кузена там не застала. Вместо него к ней подсел Марк и фамильярно приобнял за талию:

– Привет, красавица!

– Поаккуратнее с руками. – Изобразила знатную даму Беатрис. – Ты кто и где мой кузен?

– Твой кузен у себя дома, я полагаю. – Марк руку убрал, но развязный тон и не подумал оставить. – Письмо отправил я… Меня зовут Марк, я полагаю, имя, тебе известное? Хозяин «Наливного яблочка», к твоим услугам.

– Да уж, известное. – Беатрис быстро глянула на террасу – там мальчишка-паж с её вещами кидал хлебные шарики собаке. – И ещё как!

– Тогда ты понимаешь, что лучше тебе выслушать меня и не строить из себя невесть, что? – Нагнулся к ней Марк с милой улыбочкой, не менее сладкой, чем её собственная. – Тебе, кстати, привет от господина Мааса, помнишь такого?..

Лицо Беатрис на мгновение утратило слащавое выражение, став злобным и неприятным, но только на миг. Маас был тем самым ювелиром, который «спонсировал» её поездку в Гранствилл, в оплату известной услуги.

– Помню-помню. – Расплылась Беатрис в милейшей из своих улыбочек. – Как он поживает? Такой хороший человек! Такой вежливый, такой щедрый!

– Да уж. Я бы за то, что мне дали в жопу, столько никогда бы не заплатил. – Цинично усмехнулся Марк, и Беатрис быстро обернулась: не слышал ли кто?! Но Марк удачно выбрал место: слышать их не мог даже паж.

– Чего тебе надо? – Беатрис отбросила притворство, и взгляд её стал жёстким и злобным, а уголки