Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Шатаются и валятся вывернутые из земли столбы цирка. Кричат, придавленные бревнами, попугаи.
Надувается и летит, цепляясь за провода, полотняная крыша.
Летят разноцветные перья – красные, желтые, синие.
Слон стоит, повернув против бури лобастую голову. Он распустил уши веерами и поднял хобот.
Ветер надувает уши, как паруса.
Слон отбивается от пыли хоботом. У него зверские, сумасшедшие глазки.
Ветер заставляет его отступать. Он пятится. Он весь охвачен черным пылевым смерчем. Он дымится.
Он хочет бежать, но дальше не пускает цепь. Он испускает страшный, потрясающий утробный звук.
Трубный звук Страшного суда[774].
Мир гнили, глины, грязи, прели и пыли хранит множество вещей, подлежащих вычищению, от «несчастной мелочи природы» Платонова до храма Христа Спасителя. Все стройки пятилетки – будущие дворцы советов. Когда магнитогорский инженер Маргулиес звонит сестре в Москву, она переводит разговор с его стройки на свою:
– А купол Христа Спасителя… Ты меня слышишь? Я говорю, купол Христа Спасителя наполовину разобрали. Я никогда не думала, что он такой громадный…
– Хорошо! – бормотал Маргулиес.
– Каждая долька купола шириной несколько сажен. А, между прочим, издали – совсем как дынная корка… Ты меня слушаешь?
– Хор-р-рошо! – ревел Маргулиес. – Дальше! Дальше!..[775]
Разборка купола храма
Но самые опасные отходы хранятся не в храмах. Злодеи Бездетовы из романа Пильняка «Волга впадает в Каспийское море» скупают старую мебель. Беременная работница из «Время, вперед!» выглядывает из окна поезда и видит «выгруженную рухлядь: старый кухонный стол, разобранную деревянную кровать, – связанную спинка к спинке, – стул, табурет, прожженный древесными угольями». «Клопов своих перевозят!» – говорит проводница Лизочка[776].
В центре старой квартиры стоит ложе Одиссея – «страшная кровать» из «Зависти» Олеши, сделанная «из дорогого, покрытого темно-вишневым лаком дерева, с зеркальными арками на внутренней стороне спинок». В кровати лежит Лже-Пенелопа по имени Анечка Прокопович.
Она спала с открытым ртом, булькая, как спят старушки. Жили клопы, шуршали, как будто порол кто-то обои. Проявлялись неведомые дню клопиные тайники. Росло, разбухало дерево кровати. Зарозовел подоконник. Вокруг кровати клубился сумрак. Ночные тайны спускались из углов по стенам, обтекали спящих и уползали под кровать[777].
Одна из принадлежностей кровати – одеяло («я кипел под ним, возился, теплота приводила меня в шевеление, точно был я желатиновый»). Другая – более компактная как вещь и метафора – подушка. В строительно-душеспасительной литературе нет более красноречивого защитника всего желатинового, чем Иван Бабичев, «скромный фокусник советский» и змей, заманивший героя в Анечкины объятия. «Толстенький» человечек, Иван ходит по городу «держа за ухо большую подушку в желтом напернике. Она ударялась об его колено. От этого в ней появлялись и исчезали впадины»[778].
Иван Бабичев похож на подушку. «Мещане» Мариэтты Шагинян похожи на зверей из Откровения: «Я увидел этакую лестницу из Апокалипсиса, лестницу баранов и козлов в сюртуках. Женщины и мужчины говорили «бэ-э-э». У женщин с невероятной быстротой отрастали курдюки. Они качали курдюками и бриллиантовыми серьгами, их крупные глаза пучились, как кукиши»[779].
Но большинство болотных жителей похожи на болотных жителей. В «Соти» Леонова советская девушка попадает в сырую пещеру, полную замшелых монахов. В дальнем, темном углу, в окружении «ноздратых носов», «вислых ушей» и «огромных цинготных ртов, разодранных немым криком», она находит «врачевателя душевных недугов и сокровище скита», старца Евсевия. «Лишь немного привыкнув к теплоте тленья, исходившей из дыры и колебавшей пламя, она заглянула. Там, в колодце из грязной ветоши, ворочалось маленькое, сплошь заросшее как бы шерстью лицо человека, а ей показалось – мохом. Должно быть, уже сама земля просвечивала сквозь истончавшую кожу лба. Нижняя губа его капризно выдавалась вперед, а глаза были закрыты; святого слепил свет, и густейшие брови его дрожали от напряженья»[780].
В романе «Волга впадает в Каспийское море» патриарх Яков Карпович Скудрин следит слизью и поддерживает грыжу через прореху в штанах. «Глаза его слезились восьмьюдесятью его годами, старик пухнул, отекший, зеленый и счастливый, как сукровица». Постаревший, но не раскаявшийся Смердяков, он предлагает свои услуги отчаявшемуся инженеру Полтораку: «В болоте, наверное, коряги, тина их засасывает, пиявки на них сидят, раки впиваются, рыбы плавают, коровы туда мочатся, вонища, грязь, а я живу, юродствую, гажу и все понимаю и вижу. Убить мы можем. Прикажите кого»[781].
Вредители преданы дьяволу бескорыстно и бескомпромиссно. «Все можно, – говорит Скудрин, – и хочу я только зла, от зла я радуюсь». Их задача – саботировать работу по сотворению мира. Они меняют обличья, но их истинная природа видна повествователю и – в конечном счете – читателю и следователю. Скудрин поддерживает грыжу, зубы Полторака «обезображены золотом», у Хабло из «Энергии» «слепые глаза» и «безобразно исполосованная шрамами рука», а из трех злодеев в романе Ясенского первый левша, у второго один глаз, a у третьего изуродован палец. Все замышляют потоп. В период созидания потоп – работа дьявола. Работа дьявола – в конечном счете воля божья. Скудрин – «часть той силы, что вечно хочет зла и вечно совершает благо»[782].
Во главе армии строителей и осушителей стоит (и «топчет точило вина ярости и гнева») настоящий большевик. Некоторые главные инженеры, секретари парткомов и начальники строительства достаточно молоды (или неподвластны времени), чтобы выступить в роли Адама. Давид Маргулиес Катаева, Иван Морозов Ясенского и Арно Аревьян Мариэтты Шагинян находят юных невест и собираются плодиться и размножаться. Другие не могут «выпрыгнуть из времени». В «Энергии» Гладкова секретарь парткома, старый большевик и герой Гражданской войны Мирон Ватагин идет купаться и попадает в водоворот. Его спасает девушка по имени Феня. Оба голые.