Одной из главных причин стало ослабление египетской экономики в результате выполнения оборонных заказов. Галопирующая инфляция, трехкратное повышение цен и недостаток продуктов питания достигли опасного уровня[1110]. Рост цен на продукты сильнее всего ударил по городской бедноте, но и крестьяне, выращивающие хлопок на экспорт, оказались на грани голодания. Однако, по замечанию одного скандинавского дипломата, это был не просто голодный бунт. «Впервые в истории современного Египта в политическом движении участвовало все население страны»[1111]. В марте 1919 года Каир был охвачен беспорядками, Заглула сослали на Мальту, а Британии все не удавалось найти среди египтян человека, который смог бы возглавить способное к совместной работе правительство. В стране объявили военное положение, и в Каир был срочно вызван герой победоносной палестинской кампании генерал Алленби, которому предстояло занять должность верховного комиссара. Правительство было парализовано всеобщей забастовкой государственных служащих, поэтому для восстановления порядка не хватило даже значительных британских сил, выведенных из казарм в зоне Суэцкого канала. Желая продемонстрировать единство нации, копты и мусульмане вместе праздновали Пасху 1919 года.

Теперь для тушения пожара плевка было явно недостаточно. Но Лондон не собирался ослаблять хватку. В Версале Бальфур и Ллойд Джордж добивались от Франции и Соединенных Штатов согласия на превращение Египта в британский протекторат[1112]. Обеспечив свои стратегические позиции, Британия разрешила Заглулу покинуть ссылку, а в декабре 1919 года комиссия во главе с лордом Милнером прибыла в Каир, чтобы «понять, какая форма конституции в условиях протектората сможет в наибольшей степени обеспечить мир, процветание, прогрессивное развитие институтов самоуправления и защиту иностранных интересов»[1113]. В 1914 году такой покровительственный тон был бы воспринят как провокация, а к концу первого года национального восстания оказался совершенно неуместен. Даже Милнер был вынужден признать, что «в Египте национализм полностью доминирует во всех социально значимых элементах. Страной стало невозможно управлять»[1114]. К лету 1920 года всем, кто находился в стране, стало совершенно ясно, что Британии придется пойти на переговоры о дальнейшем присутствии своих вооруженных сил на территории независимого Египта. Как заверил Милнер членов кабинета министров, «Египет действительно представляет собой важнейший узел всей имперской системы, но у Британии нет необходимости обладать им». Британии там требуется «надежный плацдарм», а для этого нужно, чтобы было признано право Британии на размещение своих войск в зоне Суэцкого канала на период укрепления позиций в верховьях Нила в Судане[1115]. Милнер действительно выражал готовность рассматривать независимость Египта как «наиболее очевидное свидетельство реформаторской деятельности Великобритании… Становление Египта как независимого государства, действующего в тесном союзе с Великобританией, означает не отступление от нашей политики, а ее последовательное доведение до конца. Такая попытка свидетельствует о наших добрых намерениях и нашей уверенности в том, что мы делаем в Египте…»[1116] Но на Даунинг- стрит предпочитали не торопиться.

В феврале 1922 года Лондон согласился признать независимость Египта и отменил военное положение лишь после того, как Алленби пригрозил своей отставкой. Проблема состояла в том, что в Египте (как и в Ирландии) национализм окреп настолько, что подобный компромисс не позволял британцам чувствовать себя спокойно. На всех выборах в период с 1923 по 1929 год в поддержку умеренной программы национальных реформ партии Вафд голосовало подавляющее число избирателей. Британия вмешалась еще раз, заблокировав партии Вафд путь во власть. Действие первой либеральной конституции Египта было приостановлено, а в 1930 году было сформировано правительство, достаточно авторитарное, чтобы совместить свои взгляды на ограниченную национальную независимость страны с интересами Британии. За свой ограниченный суверенитет Каир дорого заплатил Лондону. Обещанная демократическая политика Египта оказалась скомпрометированной с момента своего рождения.

Агрессивное отношение Британии к египетскому национализму было тем более удивительным, что в регионе не наблюдалось серьезных стратегических угроз. Турция и Германия оказались в числе побежденных, Россия была безоружной, а Америка – незаинтересованной. Италия и Франция искали союза с Британией в Антанте, стремясь обеспечить свою безопасность, и ни одна из них не представляла серьезной угрозы британскому превосходству. Порой создавалось впечатление, что значительное военное превосходство Британии толкает ее на новые агрессивные действия. Когда в октябре 1918 года Т. Э. Лоуренс въезжал в Дамаск рядом с эмиром Фейсалом в сопровождении полутора тысяч всадников, казалось, что Британия берет под свое покровительство территорию, еще в 1916 году предназначавшуюся Франции. Лондон утверждал, что просто выполняет обещание создать независимое арабское государство. Но теперь на плечи Фейсала ложилась и ответственность за согласие с обещаниями Бальфура о создании в Палестине сионистского государства, которое еще осенью 1919 года вызывало возмущенные протесты арабов[1117]. После конференции, состоявшейся в апреле 1920 года в Сан-Ремо, на которой были достигнуты новые договоренности с Францией, Британия прекратила поддержку Фейсала[1118].

Вместо Сирии, предназначавшейся теперь Франции, Британия расположится в Египте и объединенном Ираке, что вызовет ожесточенное сопротивление племен в Месопотамии. После того как французы расстреляли сирийских националистов из танков и разбомбили их с самолетов, Фейсал уже не обращал внимания на это сопротивление и был переведен из Дамаска в Багдад, а его брат возведен на трон короля Трансиордании[1119]. Вершиной унижения арабского политического класса стали события марта 1924 года, когда вооруженная британская охрана силой привела избранных членов иракского законодательного собрания в здание парламента, чтобы те ратифицировали англо-иракский договор, согласно которому Ирак получал независимость, а Британия оставляла за собой контроль над его армией и финансами[1120]. На Ближнем Востоке установился новый порядок, державшийся на номинально независимых Египте и Ираке, а на деле опиравшийся на своевольное пренебрежение политической легитимностью, истоки которого, в свою очередь, крылись в моральных основах Британской империи в целом[1121].