Эта бесконечная субстанция — Бог — одна, ибо если бы было много субстанций, то каждая была бы ограничена, субстанция не была бы бесконечной, не была бы самой собой. А потому единую бесконечную субстанцию Спиноза определяет как causa sui (причина самой себя). Однако положив эту единую и единственную субстанцию в основу бытия, Спиноза столкнулся с трудной для себя проблемой: субстанция одна, а мир качественно многообразен. Как можно объяснить это многообразие мира, исходя из единой и единственной субстанции? Ответ на этот вопрос он дает в своем учении о бесконечных модусах как многообразных проявлениях единой субстанции.

Если субстанцией является то, что есть в себе, то то, что есть в другом, называется у Спинозы модусом. Поэтому всё есть либо субстанция, либо модус. Но вне Бога нет субстанций, вне субстанции нет модусов, вне субстанции и модусов нет ничего. Отсюда следует, что вне Бога ничто не может ни быть, ни мыслиться. Следовательно, всё, что есть, есть в Боге. Но если всё есть в Боге, то все вещи должны следовать из необходимой природы Бога. Значит, Бог есть причина всех вещей. «Бог, — утверждает Спиноза в одной из теорем — есть имманентная… причина всех вещей, а не действующая из вне»ш.

Более того, Бог есть имманентная причина не только бытия всех вещей, но и их сущности, так как ни одна из них не получает бытия из самой себя, ни одна из них не независима по своему существу.

Из существа Бога следует необходимый и определенный порядок вещей, который зависит исключительно от природы Бога как от единственной внутренней причины всех вещей.

Поскольку по определению, Бог есть абсолютно неопределенное существо, то он в действительности не имеет никаких атрибутов, последние суть не реальности в Боге, а способы представления или понимания, присущие разуму, который не может познавать Бога без качеств и потому вынужден мыслить его под известными атрибутами. Стало быть, атрибуты суть интеллектуальные формы познания, которые свойственны бесконечному или конечному (человеческому) разуму и представляют Бога не как он есть сам по себе — ибо сам по себе он лишен атрибутов, — а как он представляется разуму.

Бог как бесконечное существо требует бесчисленных атрибутов, каждый из которых вечен, бесконечен, в высшей степени совершенен, и познаваем лишь из себя самого. Бесконечный разум приписывает Богу бесчисленные предикаты, конечный (человеческий) разум же, по Спинозе, способен познавать лишь два атрибута — мышление и протяженность. Эти два атрибута суть единственные из бесчисленных атрибутов, явствующие из природы человеческого духа и потому непосредственно достоверные для человека. В аспекте этих двух атрибутов человеческий разум постигает субстанцию в ее конкретности.

Мышление и протяжение суть доступные нам атрибуты Бога: «Мышление составляет атрибут бога, иными словами, бог есть вещь мыслящая». И далее: «Протяжение составляет атрибут бога, иными словами, бог есть вещь протяженная»[672]. Если Бог рассматривается под атрибутом мышления, то он представляется мыслящим существом, если же под атрибутом протяженности, то — существом протяженным. То же применимо и к вещам: рассматриваемые под атрибутом мышления, они представляются духами (душами), рассматриваемые под атрибутом протяженности — телами.

Как атрибуты мышление и протяженность совершенно независимы одна от другой и сами по себе не имеют ничего общего между собой: ни мышление не может быть постигнуто из протяженности* ни протяженность — из мышления. То, что совершается в силу мышления, имеет лишь мыслительную природу; то, что совершается в силу протяженности, имеет лишь протяженную природу. Стало быть, тот дуализм между мышлением и протяжением, который проводил Декарт, сохраняется и в учении Спиноз^, но с одним отличием: у Декарта мышление и протяженность образуют атрибуты противоположных субстанций, у Спинозы же они суть противоположные атрибуты одной и той же субстанции. Оба атрибута в их отношении между собой коренным образом различны и лишены всякой связи, в отношении же к субстанции, т. е. к Богу — тождественны. Тождественны в том смысле, что как атрибуты одной и той же субстанции они действуют сообща: протяженность никогда не действует без мышления, мышление же — без протяженности. Иными словами, где есть протяженность, там есть и мышление, и наоборот: где есть душа, там есть и тело. А это значит, что каждая вещь есть одновременно действие мышления и протяженности, следовательно, она одновременно мыслящее и протяженное бытие, одновременно идея (душа) и тело. Нет душ без тел, нет тел без душ.

Порядок вещей, или причинная связь, следует из сущности единой субстанции и он, или она, не может быть иным, чем он (она) есть. Он (она) следует одновременно из мышления и протяженности. Согласно одному и тому же причинному порядку следуют как модификации мышления, так и модификации протяженности. Модусы мышления суть идеи. Модусы протяженности — тела. Поэтому порядок и связь идей такие же, как и порядок и связь вещей. Именно в этом и состоит тождество мышления и протяженности и их соответствие друг другу в каждый момент.

Модус мышления — это совокупность всех идей, сотворенных абсолютно бесконечным разумом. Модус протяжения — совокупность всего телесного бытия, совокупность всех отдельных вещей, образующих всё мировое целое. А вместе эти два модуса как совокупность всех состояний мышления и протяженности образуют порожденную природу (natura naturata). «Под natura naturata, — отмечает Спиноза, — я понимаю всё то, что вытекает из необходимости природы бога, иными словами, — каждого из его атрибутов, т. е. все модусы атрибутов бога, поскольку они рассматриваются как вещи, которые существуют в боге и без бога, не могут ни существовать, ни быть представляемы»[673]. Как следует из определения, порожденная природа суть творение порождающей природы (natura naturans), т. е. Бога, под которой Спиноза понимает «то, что существует само в себе и представляется само через себя, иными словами, такие атрибуты субстанции, которые выражают вечную и бесконечную сущность, т. е. бога, поскольку он рассматривается как свободная причина»[674]. Следовательно, Бог есть порождающая природа в качестве внутренней причины всех вещей. В контексте этой логики Спиноза и пытается решить декартову проблему.

«Сущности человека, — утверждает Спиноза, — не присуща субстанциальность, иными словами, субстанция не составляет форму человека»[675]. Этим Спиноза признает, что для него человек есть уже не субстанция, как в учении Декарта, а модус. Сущность человека как вещи среди вещей составляют известные модификации атрибутов бога, именуемые модусами. В отличие от субстанции, которая в своей сущности бесконечна, безгранична, безусловна, необходима, модусы по своей сущности конечны, ограничены, обусловлены, случайны. Субстанция совершенно недетерминирована, модусы же абсолютно детерминированы, первая первична и свободна, вторые производим и несвободны.