— Только то, что выручит за продажу имущества.

— Ого. — Сказала я.

— Сколько ей причитается от ее родного отца? — Спросил Эдуард.

— Меньше трех миллионов. — Ответил Ньюман. — И это по большей части инвестиции.

— Не настоящие деньги. — Сказал Эдуард. — Если инвестиции рухнут, она может потерять почти все.

— А что там насчет трастового фонда ее матери? — Поинтересовалась я.

— Два миллиона.

— Настоящие?

— Да.

— Два миллиона против двух миллиардов. — Подытожил Эдуард.

— Это мотив. — Заметила я.

— Те два миллиона, которые получат Мюриэль и ее муж, по сравнению с этим ничтожны, но это все еще на два миллиона больше, чем то, что они получат, если Бобби останется в живых. — Сказал Ньюман.

— Значит, мотив мы выяснили.

— У Тодда с Мюриэль нет хорошего алиби. — Заметил Ньюман.

— Надо понять, насколько твердое алиби у девчонки — она могла подделать его. — Сказал Эдуард.

— Нам нужно орудие убийства помимо зверя Бобби. — Добавила я.

— Надо осмотреть тело и исследовать раны. — Сказал Олаф.

Я точно знала, что не я буду тем маршалом, который окажется в одном помещении с Олафом, когда он начнет осматривать труп. Плавали, знаем — было стремно пиздец.

— Вы с Тедом езжайте в морг. — Предложила я. — А мы с Ньюманом поедем в стрип-клуб и проверим, насколько хорошо алиби Джоселин.

— Что если я предпочел бы поехать в стрип-клуб вместе с тобой? — Поинтересовался Олаф.

Как хорошо, что на мне все еще были солнечные очки, и он не видел моих глаз, потому что я почувствовала, как один из них дернулся в нервном тике, и это сразу же меня выдало бы. Остальную часть своего лица я контролировала.

— Твое мнение о ранениях может быть нашей единственной надеждой разобраться в том, что было орудием убийства. — Вообще-то, это была правда.

— А если танцовщица солжет, чтобы подтвердить алиби?

— Если мы с Ньюманом решим, что она рассказала нам не все, что знает, то вы с Эдуардом можете ею заняться.

— Если нам предстоит разговор с танцовщицей, то я бы предпочел, чтобы этим занимались мы с тобой. — Заметил Олаф.

У себя в голове я подумала: «Ни за что на свете», но Эдуард спас меня, не дав озвучить свои мысли.

— Ладно тебе, Отто. Ты разбираешься в том, что способно сотворить оружие с человеческим телом, а Анита разбирается в стриптизерах.

— Я даже помолвлена с двумя. — Добавила я. Можно было возмутиться на его подколку, но Эдуард дал мне шанс на небольшую передышку от Олафа, и я не собиралась его профукать.

Олаф кивнул.

— Каждый из нас займется тем, в чем он эксперт.

— Ага, типа того. — Сказала я, и решительно направилась к джипу Ньюмана. Мы тут все-таки жизнь спасаем. Тот факт, что в процессе я окажусь подальше от Олафа и его чудачеств, был всего лишь приятным бонусом.

60

Ньюман распахнул дверь стрип-клуба так, словно мы были обычными посетителями. Никто не остановил нас, не заорал: «Шухер, легавые!», нас как будто вообще не заметили. Интерьер в клубе был такой темный, что даже после того, как мы сняли солнечные очки, нашим глазам пришлось привыкать к освещению. Тут хотя бы не было площадки на входе, где твой силуэт вырезан светом, в то время как ты сам ни черта не видишь, как в некоторых барах. В таких ситуациях ты выглядишь, как мишень, но, разумеется, это просто моя полицейская паранойя, которая сформировалась из-за того, что я слишком много работаю. Никто еще не нападал меня, пока я стою и жду, когда мои глаза привыкнут к освещению в клубе, и сегодняшний день не был исключением. Мне просто было бы легче, если бы я могла лучше видеть, передвигаясь при таком тусклом свете.

На сцене была танцовщица в сияющих стрингах и тех прозрачных каблукастых туфлях, по которым так прутся все стриптизеры. Жан-Клод запретил использовать их во время выступлений в «Запретном плоде». Считал, что они выглядят дешево. По мне, так они просто кажутся неудобными, но это справедливо для всех туфель, которые носят танцоры. Танцовщица на сцене почти не двигалась в такт музыке, как будто того, что она была обнажена по пояс, было достаточно, чтобы посетители забрасывали ее деньгами. В «Запретном плоде» это бы не сработало, но Жан-Клод помогал своим танцорам разрабатывать программу. Некоторые даже занимались специальной хореографией. Если ты планируешь просто вертеться под музыку, то твои движения должны быть спортивными, отлаженными, или хотя бы ритмичными. Ни одно из этих условий женщина, обхватившая шест, не выполняла. «Запретный плод» явно испортил мое представление о стрип-клубах.

В темном и тусклом интерьере клуба мне почти не хватало яркой и динамичной атмосферы «Запретного плода». Может, если бы больше управляющих такими клубами начинали свою карьеру с профессии танцора, они бы тоже были внимательнее к деталям. Бал находился прямо рядом со входом, а человек за стойкой был на пару дюймов выше Ньюмана — шесть и пять, может, шесть и шесть (195–198 см. — прим. переводчика). Он также был раза в два шире Ньюмана в плечах, и большую часть этой ширины действительно составляли его плечи. Он улыбнулся нам так, будто и вправду был рад нас видеть, и сказал:

— Бар открыт, у нас есть несколько спецпредложений на сегодня. Чего желаете?

Я заметила рубцовую ткань на костяшках его рук, когда он протянул нам меню. Либо он начинал свою карьеру, как вышибала, и дослужился до бармена или официанта, либо был весьма разносторонним человеком. Поскольку каждый его кулак был размером с мое лицо, я постараюсь, чтобы эти стороны не вышли нам боком.

Ньюман махнул своим жетоном.

— Нам надо переговорить с одной из ваших танцовщиц, это недолго. — С улыбкой произнес он.

Я просто стояла рядом, стараясь казаться безобидной. Обычно у меня неплохо получается, хотя с пушками, ножами и бронежилетом сделать это немного сложнее. Большинство людей не замечают всего, что на мне навешано, но то, как бармен окинул меня взглядом, дало мне понять, что он заметил.

Он продолжал улыбаться, но взгляд его стал серьезнее и холоднее.

— У вас тоже есть значок? — Поинтересовался он.

Я выудила свой жетон и показала ему. Он хотел коснуться его или, может, моей руки, но я успела шагнуть назад — так, чтобы он не смог до меня дотянуться.

— Я просто хочу получше рассмотреть ваше удостоверение, только и всего.

Мой жетон по-прежнему был у него на виду. Лицо бармена скривилось так, будто он съел что-то горькое.

— Маршалы из сверхъестественного отдела. Вы, вероятно,