Барадис притягивала взгляд, хотелось коснуться рукой, поцеловать. Ресницы, похожие на тающий снег, не подрагивали, розовые губы не двигались. Застывшая красота ожившей ледяной скульптуры сводила с ума, и Брегор не мог себя заставить посмотреть, что за срочное послание ждёт под дверью. Раз не слышно звуков бунта с улицы, значит, любая весть может подождать. Если случилось что-то плохое, это всё равно непоправимо, поэтому, неважно, когда о несчастье узнают. Если на ситуацию всё ещё можно повлиять, несмотря на прошедшее с момента отправки письма время, соответственно, дело может подождать ещё немного, когда проснётся Барадис. Ни одна весть не стоит её потревоженного сна.

Даже если дело действительно касается глупого избалованного мальчишки.

***

Долгая тёплая осень обманула самые доверчивые растения, и среди мха появились мелкие пёстрые цветы. Рискованно и абсолютно неоправданно. В любой момент ударит мороз, и всё. От хрупкой красоты ничего не останется.

Морион Таурхиль посмотрел с плетёного балкона вниз, потом перевёл взгляд на далёкие пики елей. Хвойные деревья — сила. Там, где они, нет места для капризных лиственных, которые прекрасны только в песнях о любви и смерти. Когда-то давно пожар уничтожил много оссириандских богатств, а что не сгорело — засохло, не выдержав жара нового дневного светоча. На месте чёрной хвои быстро появились лиственные белоствольные падальщики, наивно решившие, что хозяева земли мертвы и больше не вернутся. Но это была ошибка — вечный лес восстал из пепла и уничтожил всех, кто посягнул на их территорию.

Только нет ответа на вопрос: кто был хозяином земли раньше, в самом начале времён — белое лиственное или тёмное хвойное дерево?

Невольные аналогии сами собой рождались в голове, а кроме того хотелось понять, как быть дальше. С одной стороны сын нолдорана Карантира, «жадного жулика», даже являясь воплощением добра и справедливости, не получит доверия от населения Семи Рек. Но значит ли это, что можно стать злом? Где грань, которую нельзя перейти?

Весть из Таргелиона оказалась тревожной, однако Морион понимал — лично для него ничего не изменится, ведь к наследнику нолдорского короля и так относятся в лучшем случае с подозрением, а в худшем — с ничем не подкреплённой неприязнью. Да, придётся многое объяснить Арастуру, который почти заменил принцу отца, но ведь всегда можно соврать и сказать, что неопытный в делах юный эльф стал жертвой обмана злобных жадных смертных. Потом надо будет пообещать больше так не делать, но кто сказал, что слово, данное изначально неискренне, необходимо честно держать? С другой стороны, никто может и не узнать ни о чём, если не проболтаются неудачливые сообщники.

Морион нервно поправил рукава плотной рубахи с кожаными вставками, длинные серо-белые волосы растрепал внезапный порыв ветра. Когда наступит ночь, пики елей станут грозить небесным звёздам, да только ни тем, ни другим никогда не победить.

«Должен ли я помогать тем, кто подвёл меня? — подумал принц, уходя в тёплый дом. — И если да, то как это сделать?»

Промелькнула мысль: как бы ни поступил сын Карантира Феанориона, дева с прекрасными зелёными глазами всё равно останется безразличной. Возможно, её обрадует позор и бесчестье действий потомка злодеев. Пожалуй, стоит попробовать вопреки ожиданиям показать себя с лучшей стороны. Пусть все поймут, как сильно ошибались!

***

— Эти мирианы, — эльф с пронзительным взглядом утратившего веру в добро и справедливость зверя показал сквозь решётку тюремной камеры золотые и серебряные кругляши, — подделка. Качественная, трудно отличимая от оригинала, но подделка. Настоящие мирианы с такой гравировкой чеканят в портовой мастерской на Аскаре, специально для торговли с Оссириандом. За их подделку можно лишиться рук по локоть, если в вещах преступника найдётся достаточное количество фальшивки. Понимаешь, к чему я клоню?

Мужчина за решёткой демонстративно отвернулся. Он сидел на куче соломы, рядом с двумя вонючими стариками, скорее всего, нарочно напросившимися на наказание, чтобы пересидеть зиму под крышей, в относительном тепле и с бесплатной едой.

— Ты лучше скажи, чего он хочет, — толкнул нового соседа один из бездомных. — А то он у тебя не только семиречные мирьяны отыщет, но и украденный королевский венец. И трон тоже. Этот может, уж ты мне поверь!

Сделав вид, будто не услышал, мужчина замер, смотря вниз, в одну точку.

— Я всё равно узнаю ту правду, которая мне нужна, — спокойно произнёс Нолдо, убирая в мешочек фальшивые мирианы, — к тому же, твой приятель мне уже многое рассказал. Ты думал, я никого, кроме тебя, не схватил? Ошибаешься.

Эльф помолчал немного.

— Я зайду завтра, — сказал он после паузы. — Поговорим по-другому. Готовься.

Снова ничего не ответив, узник лишь хмыкнул. Бездомные о чём-то зашептались, Нолдо с подделкой ушёл во тьму коридора, лязгнул металл засова. Молодой мужчина поёжился.

О таргелионской тюрьме ходило немало страшных историй, но гораздо красноречивее любых слов было кладбище, на котором хоронили самоубийц, что свели счёты с жизнью в стенах темницы. Новый заключённый не хотел для себя такой судьбы, однако договариваться о чём-либо с шантажистом желания не возникало, поскольку чутьё однозначно заявляло: этот эльф обманет. Чем больше с ним согласишься, тем глубже станет твоя могила.

И тем больше там окажется друзей и близких.

В Таргелионе хорошо, а дома лучше

Краденная телега с искусной резьбой неслась по бездорожью с лёгкостью лучшего скакуна. Если бы её купили, она бы точно где-нибудь застряла или сломалась, но сейчас колёса крутились легко, как никогда, ничто нигде не скрипело, а вещи не рассыпались.

Чудеса! А-ха-ха-ха!

Лошади гнали во всю прыть сквозь редколесье и словно не уставали! Волшебство, не иначе! Ха-ха-ха!

Возница, такой же молодой, как и его пассажиры, то и дело оборачивался, во взгляде раскосых чёрных глаз по кругу сменялись страх, азарт, веселье и злость.

У-а-ха-ха-ха!

— На ночь остановимся в овраге, доехали почти! — крикнул, дёргая поводья, юноша.

Ответом стало согласие и дружный хохот.

***

— Я в эти ваши корабельные дела не лезу, конечно, — говорил с умным видом гном в сером плащё с остроконечным капюшоном на полулысой голове, указывая рукой в дорогих перстнях на реку, — но даже мне понятно, что вверх по течению грести сложнее. Если ты не знал, парень, я тебе расскажу: в Ногроде тоже