— И узнает дракон,

Что беспомощен он,

И себя ощутит человеком.

Принц Артаресто спрыгнул с лошади, вежливо поздоровался с подошедшими лесными эльфами.

— Рад видеть тебя, леди Ауриэль, — произнёс он, заметив бывшую подданную, ушедшую с Тол-Сириона в Нарготронд. — И вдвойне рад видеть счастливой.

— Не понимаю, как дикой розе цвести под землёй, — хмыкнула Толлунэль, готовая обвинить Тавариль в предательстве или трусости. — Да, можно совершить ошибку и покинуть дарованный Вала Улмо остров, но потом надо одуматься и вернуться. Подземелье — не для живых эльфов. Не для живых духом.

— Прости, госпожа, — поклонилась лесная эльфийка, однако голос прозвучал уверенно, не покорно — Ауриэль сейчас была рядом с родным домом, в лесу, где чувствовала поддержку самой земли. Что ей сейчас какая-то принцесса?

— Я подумаю, — супруга Артаресто хмыкнула.

— И больше всего обожают драконы себя!

А слабых и меньших всегда и во всём презирают.

Не помнит дракон, что он просто большая змея!

Не видит дракон, что он ходит по самому краю.

Финдуилас посмотрела в окно кареты. Где-то там впереди сейчас кипела жизнь: в лес ушли и родители, и менестрели, там ждал Гвиндор, его родня и их удивительные друзья, а принцессе приказали сидеть и ждать. Чего? Да какая разница?

Совершенно бессмысленно прошли уже и лето, и весна, и многие годы, так что изменит потраченный впустую день или вечер? Ветер то и дело приносил опостылевшую песню про дракона, и принцесса погрузилась в воспоминания о любимой балладе:

«Пусть опять дожди и холодный ветер,

Он уходит прочь от тепла и света.

Не спеши! Постой! Погоди немного!

Но зовёт его дальняя дорога.

А куда идёт, он и сам не знает —

Видно уж судьба выпала такая.

Может, всё же есть мир мечтаний зыбких,

Может, кто-то ждёт и его улыбки?

Но пока горит огонёк надежды,

Нет конца пути для него, как прежде.

Значит — снова дождь и знакомый ветер,

И опять один он на целом свете.

Что же ты ищешь, мальчик-бродяга,

В этой забытой Валар стране?

Что же тебя снова манит куда-то,

Что ты так ясно видел во сне?»

Холод наступающей осени ощущался здесь не так, как на острове, лес звучал совсем иначе, мечты казались прекраснее, а сердце устремлялось в неизведанные дали.

Неожиданно торжественное пение рогов разрушило волшебство, превратив его в пыль, и Финдуилас вновь увидела в окно кареты слуг лорда Гвиндора и матери, а позади них шла улыбающаяся Энтица, протягивая могучие руки для объятий. В сторону кареты полетели лепестки диких роз, ромашки, фиалки, лилии, образуя тропу, по которой принцессе предстояло идти. Птицы запели громче, с плеча великанши спрыгнула белка и кивнула эльфийке, мол, пора, ступай на свой путь.

Финдуилас умела ходить в самой неподходящей одежде и обуви по лесу, поэтому легко переступала корни, кочки и шишки, но сердце замирало от непонятного страха: дорога началась в роскошной карете, стоимость которой превосходила несколько домов обычных семей, продолжилась на брошенных под ноги лепестках, но вела в тёмный лес, где уже нет власти ни у мамы, ни у папы, куда не проехать ни одной повозке, где свои законы выживания. Внимание привлекла толстая сосна, оказавшаяся опасно близко — можно случайно испортить о кору платье, а из гладкого ствола воткнутым копьём торчала идеально ровная чёрная ветка.

— Слава принцессе Финдуилас! — закричали из темноты чащи, и эльфийка вздрогнула.

Энтица вдруг осторожно подняла деву и перенесла через ручей и грязный овражек, поставив на землю только на брусничной полянке, где уже ожидал лорд Гвиндор и толпа Эльдар: одни — в праздничной одежде с гербами Тол-Сириона и Нарготронда, другие — незаметные на фоне погружающегося во мрак леса. Финдуилас неуверенно подошла к возлюбленному, которого хотелось одновременно обнять, расцеловать и побить, крича и рыдая, и в этот момент из травы и мха к пока беззвёздному небу полетели сотни светлячков.

— Это наша помолвка, — произнёс Гвиндор, беря эльфийку за руки. — Фаэливрин. Теперь мы — жених и невеста. Я слишком долго этого ждал!

«А когда свадьба?» — так и не решилась спросить принцесса, чувствуя, как лорд тянет её к себе для нежного поцелуя, но сейчас это казалось полётом в пропасть. По телу побежала мелкая дрожь.

— Тебе страшно? — близкие горячие губы прошептали с насмешливым сочувствием. — Почему? Всё плохое позади, теперь мы вместе. Только мы и наша любовь.

Светлячки полетели вверх, кружась по спирали вокруг Гвиндора и Финдуилас, и как только жених и невеста слились в поцелуе, раздались аплодисменты.

— Поздравляю, доченька! — радовался папа.

— Ты будешь самой красивой на свадьбе! — обещала мама.

— Это ваш день, — урчали Энтицы.

— Пусть любовь станет опорой вашей жизни, как земная твердь для корней, — певуче произнесла Ауриэль.

Принцесса слышала, как брат с супругой и сыном присоединяются к поздравлениям, как поют птицы, шелестит ветер, журчит вода. Вся Арда стала свидетельницей помолвки, и в это волшебное мгновение нужно чувствовать счастье. Но почему-то деве страшно и непонятно.

— Я уеду искать людей и отправлять их в наши земли, — сообщил Гвиндор, прервав сухой, однако тёплый и ласковый поцелуй неопытного любовника. — А когда вернусь, начнём готовиться к свадьбе.

— То есть… мы расстанемся сейчас? — Финдуилас ахнула, проводила взглядом последнего вспорхнувшего светлячка. — Но зачем тогда всё это было?

— Чтобы ты знала — мы не просто знакомые. И скоро станем семьёй.

Принцесса ощутила себя обманутой. Сдерживать слёзы больше не получилось, однако никто не понял истинную причину плача, и радостные поздравления зазвучали громче прежнего.

— И узнает дракон,

Что беспомощен он,

И себя ощутит человеком.

Примечание к части Песни:

"Драконобой" из мюзикла "Песнь о Довакине"

"Мальчик-бродяга" А. Губин

Белое лиственное или тёмное хвойное дерево

Мягкая тёплая постель не выпускала из объятий полусна, рядом мирно спала любимая женщина, её белые волосы блестели шёлком на расшитой крупными цветами и ягодами наволочке. Гладкая бархатистая кожа на щеках юной