Ты не знаешь, что ты сделала со мной… когда пришла ко мне, чтобы я помог тебе снять платье… в нашу первую брачную ночь…

– Я думала, что смутила тебя, – ответила она, осторожно прикусывая его подбородок. – Мне показалось, ты хотел, чтобы я ушла.

– Да, я хотел, чтобы ты ушла, – пробормотал Джеймс, уткнувшись ей в шею. Он снова обнял Корделию и ловко расстегивал крючки у нее на платье. – Но лишь потому, что я сдерживался из последних сил. Мне хотелось наброситься на тебя, но я представлял твой ужас и отвращение… Если бы ты поняла, что я хочу сделать с тобой…

– Я не пришла бы в ужас и не испытала бы отвращения, – возразила Корделия, пристально глядя ему в глаза. – Я хочу, чтобы ты сделал со мной все, что тебе угодно. Я хочу быть с тобой, хочу, чтобы ты принадлежал мне…

Джеймс издал какое-то бессвязное восклицание, как будто она вонзила нож ему в сердце.

– Корделия, – хрипло повторял он.

Он сжал ее бедра, сделал движение навстречу, но в следующую секунду уже поднялся и протянул ей руку.

– Нет, это не должно произойти у нас в первый раз на лестнице, – выдохнул он, – хотя у Эффи сегодня выходной, но, поверь мне, я не хочу ждать.

– Тогда почему бы и нет? – хихикнула она.

Никогда в жизни она не ощущала такого счастья, такой легкости. Он поднял ее и понес вверх. Когда Джеймс дошел до двери ее спальни, Корделия обняла его за шею; он несколько раз подергал за ручку, но дверь не открывалась – либо она была закрыта на замок, либо ее заело. Джеймс пробормотал нечто очень похожее на «К дьяволу эту дрянь», вытащил револьвер и выстрелил.

Дверь распахнулась. Корделия ахнула от неожиданности, потом рассмеялась. Джеймс перешагнул через порог ее – нет, их – спальни, опустил Корделию на кровать и швырнул оружие в угол.

Он сел на постель и начал торопливо скидывать с себя одежду. Корделия, словно завороженная, смотрела, как полетели на пол ботинки, следом за ними рубашка; и вот он уже был рядом с ней, жадно целовал ее, а она гладила его обнаженное горячее тело, спину, мускулистую грудь. Его кожа была такой нежной. Он зарычал, не отрываясь от нее, и она ощутила незнакомый жар где-то внизу живота.

– Пожалуйста, – шептала она, не зная, о чем просит, но Джеймс приподнялся, сел, прижав ее к кровати, и посмотрел на нее сверху вниз. Его желтые глаза показались ей в этот момент хищными, как у тигра.

– Тебе очень дорого это платье? – спросил он. – Потому что я могу снять его с тебя медленно, а могу быстро…

– Быстро, – сказала Корделия, и у нее перехватило дыхание, когда он взялся за вырез платья и одним движением разорвал его надвое.

Это было не так легко, как, например, порвать кусок кисеи – у платья была плотная подкладка, жесткие вставки, пуговицы, крючки, но Джеймс разорвал его без малейших усилий, как бабочка, высвобождаясь из куколки, разрывает хрупкую оболочку. Корделия задыхалась и смеялась, когда он рванул юбку, отбросил ее, и масса коричневого шелка сползла с постели на ковер. Но, увидев выражение его лица, она смолкла.

Она знала, что лежит перед ним почти нагая, в легкой батистовой сорочке, едва прикрывавшей бедра, и что сквозь тонкую ткань он может видеть все ее тело. Грудь, живот, бедра. Она подавила инстинктивное желание скрестить руки на груди, чтобы закрыться от его пронизывающего взгляда. Джеймс пожирал ее взглядом. Это было первое слово, которое пришло ей в голову: казалось, он хотел прижать ее к кровати и поглотить ее.

Джеймс приподнялся над ней, опираясь на локти. Корделия коснулась его плеч, чувствуя, как напряжены мышцы. Она знала, что он намеренно сдерживает себя. Это была их первая брачная ночь, наступившая с большим опозданием, и он хотел, чтобы все произошло так, как пишут в книгах. Хотел, чтобы она отдала ему себя, хотел владеть ею, и, хотя она точно не знала, что это означает, она тоже хотела этого. Она жаждала его, но он сдерживался ради нее, и поэтому она осмелилась спросить:

– Джеймс… А ты когда-нибудь… с Грейс?..

Он не сразу понял, о чем она говорит, потом на его лицо набежала тень.

– Нет. Мы целовались, но я никогда не желал большего. Вероятно, браслет не позволял мне анализировать свои чувства, и я не понимал, как это странно. Я думал, что, может быть, такова моя натура, что мне это не нужно… – Он помолчал, и его взгляд заскользил по ее полуобнаженному телу, отчего у Корделии по коже побежали мурашки. – И я ошибался, сильно ошибался.

– Значит, сегодня ты в первый раз?..

– У меня никогда ничего не было с Грейс, ничего реального, – мягко произнес он. – Да, я целовал ее, но это было наваждение. Ты моя первая женщина, Корделия. Моя первая любовь. Моя первая страсть… – Он закрыл глаза. – Мы можем еще поговорить, если ты желаешь, но скажи мне об этом сейчас, потому что мне нужно выйти в ванную и облиться холодной водой, иначе…

– Никаких разговоров, – перебила она и, обняв за шею, притянула к себе.

Их тела соприкоснулись, и ей стало жарко, но она все тянулась к нему, стараясь прижаться крепче. Он ахнул, прошептал что-то вроде проклятия, вцепился в ее бедра, придавил к кровати; наклонившись, он без конца целовал ее шею, проводил по ней языком. Корделия не заметила, как он избавился от брюк, и внезапно осознала, что на нем не осталось одежды; а он уже снимал с ее плеч сорочку, покрывая поцелуями тело. И когда сорочка сползла с груди, Корделия поняла, что больше не может сдерживаться. Всхлипывая, она умоляла его продолжать, и он целовал ее все более страстно, ласкал и гладил все ее тело, прикасался так, как она представляла в мечтах, и делал то, чего она даже не могла вообразить.

И все это время Джеймс не отрывал взгляда от ее лица, словно ему необходимо было видеть ее восторг, исступление, желание. Несмотря на нетерпение, он был с ней нежен и осторожен, как будто боялся испугать или причинить Корделии боль. В конце концов она принялась торопить его, осыпала жаркими поцелуями, чтобы лишить Джеймса остатков самообладания.

– Ты готова? – прошептал он.

Его голос был хриплым, чужим, желание душило его, и она выгнулась навстречу ему и сказала, что да, она готова, и все повторяла: «Прошу тебя».

Когда-то ей в весьма туманных выражениях рассказывали, что будет больно, и действительно, она испытала слабую, мимолетную боль.