Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И, как всегда, Небеса внезапно исчезли, и я снова был на больничной койке, с болью, швами, но — что важно — живой и при своей бессмертной душе, какой бы потрепанной она ни казалась.
Я заметил его за квартал, на углу Бродвея и Спринг. Рождественская толпа покупателей обтекала его, будто высокий и острый камень посреди стремнины. Конечно же, в длинном пальто и диккенсовском цилиндре его трудно было не заметить. Мой бледный друг танцевал смешной тустеп, шарф развевался на ветру. Все возвращалось в норму.
— Мистер Доллар Боб! — сказал он, заметив меня. Коснулся края шляпы. — Какая радость вас видеть! Как здорово видеть вас целиком, все части тела, и все такое.
— Ага, Фокси, и тебя тем же концом.
Части моего тела были целы и на месте, действительно, вот только коленки еще немного дрожали после вчерашнего разговора Наверху.
— Как бизнес?
Он сделал па из самбы, прижав ладонь к животу — шаг, шаг, разворот, остановка.
— Теперь очень хорошо. Немного беспокоился. Фокси-Фокси не занимается амуницией. Не продает штуки, делающие бум-бум, как ваш другой друг, мистер Орбан. Война вредит бизнесу.
Он улыбнулся ослепительно-белыми зубами, соперничающими в белизне только с его кожей.
— Но теперь — нет войне! Всеобщее счастье, всеобщая радость. И теперь Мистер Фокс рад, рад!
— Война? Ты говоришь о Небесах?
— Конечно! Когда народ Сверху или Снизу начинает большую драку, такие мелкие мыши, как мы, прячутся в траве.
Он рассмеялся. Он действительно чувствовал облегчение, судя по голосу.
Хотел бы я чувствовать то же самое, но холодный серый день полностью соответствовал моему настроению. Я пережил беседу с глазу на глаз с Караэлем, но был уверен, что лишь потому, что я не представлял для него никакой угрозы. На самом деле, я вообще не имел никакого отношения к делу. Я побывал в Аду, буквально, потерял все, что мне дорого, лишь затем, чтобы получить ответы на вопросы, но реальным ответом был один, простой. «Познакомься, новый босс, такой же, как прежний». Я даже не получил последнего утешения упертого идеалиста, героической смерти. Расхаживал живой только потому, что не знал, как сделать что-то еще. А еще потому, что мне время от времени приходилось выходить из квартиры, чтобы купить выпивки.
— Ага, ну, я рад за тебя, — сказал я. — Хороших тебе праздников.
— Погодите, мистер Доллар Би. У меня для вас сообщение.
— Сообщение?
— Друг вас ждет на площади. Может, захотите подойти.
Я подумал о паре возможных кандидатов, и ни один мне не понравился.
— Рад слышать, что мои враги теперь решили вежливо подождать прежде, чем убивать меня, а не толкаются и спорят за место в очереди.
Одна мысль об этом наполнила меня унынием. Одно дело — пребывать в алкогольной коме, и совсем другое — если меня прибьют, как последнюю мразь, посреди Района Пионеров, пред лицом Бога и всех остальных. Я быстро огляделся, ища, не прячется ли где поблизости Нацист Пумба, горя желанием отомстить за своего любимого Тимона.
— У вас уникальное чувство юмора, Бобби, Человек-Деньги, — сказал мой танцующий друг. — Общеизвестное. Так весело! Я бездыханно жду возможности снова заняться бизнесом с вами.
— Надеюсь, не слишком бездыханно, — ответил я, но, обернувшись, увидел, что его нигде нет, будто белой лисы на снегу.
Осторожно пошел на Бигер-Сквер, глядя по сторонам и с рукой в кармане. Скамейка выглядела такой холодной и обдуваемой ветром, что мне стало почти жалко того, кто на ней сидел. Я бы и пожалел, но не в этот раз, поскольку эту небольшую сутулую фигуру я уже видел раньше.
Медленно пошел к ней через площадь. К «ней», поскольку Темюэль опять воплотился в женское тело старой латиноамериканки. Перед ней стояла потрепанная сумка для покупок, готовая в любой момент упасть и улететь под порывом ветра. Я глядел, не очень-то желая садиться.
— Что ж, доброго Рождества. Почти что, — сказал я. — Что такое неделя для бессмертного?
— Ты все злишься.
— Вау, какая догадливость.
— Пожалуйста, присядь.
Я уже не сжимал рукой рукоять пистолета, но и не чувствовал в себе особенно дружественного настроя.
— Нет, благодарю. Значит, ты все это время работал на Караэля?
Темюэль покачал головой. Из-за тела, в которое он воплотился, феллиниевской Крестьянской Женщины Тип А, я был вполне готов увидеть знак против сглаза.
— Не могу рассказывать об этом — ни о чем. Я же тебе сказал, все было сложно. Оно и осталось сложно.
— Знаешь, слышать это уже не так интересно, как первые пару десятков раз.
Он достал из сумки термос и отвернул крышку.
— Уверен, что так. Но что бы ты сам сказал, если бы кто-то задавал тебе такие вопросы?
— Что ты имеешь в виду?
Он ответил не сразу, сначала налив себе чего-то, от чего шел пар.
— Кофе?
Я взял крышку-стакан, понюхал, отпил. Странное и сладкое.
— Что это такое?
— Орчата. Южноамериканская, кажется. Обычно ее пьют холодной, но я предпочитаю добавлять в кофе.
Обычно я бежал со всех ног от всякого сладкого и сдобренного молоком кофе, но сырое и холодное время года уже пронизало меня насквозь, до костей. Я отпил еще.
— Неплохо.
— Ты не ответил, Бобби. Что бы ты сказал, если бы я стал задавать тебе такие же вопросы?
— Какие вопросы?
— Абсолютно очевидные. Зачем ты рисковал жизнью и душой ради твоего друга Сэма? Зачем ты отправился в Ад? Зачем ты заключил соглашение с одним из самых могущественных из ныне существующих демонов и попытался сам низвергнуть высокопоставленного ангела?
— Я не знаю. Потому, что я не видел более простого способа. Потому, что расклад был против меня, и у меня не было выбора. Это не было осмысленным планом, просто все так получилось.
— Одним словом — все сложно.
Темюэль протянул руку за стаканом, и я с удивлением понял, что уже все выпил. Он навернул стакан обратно на термос.
И до меня дошло.
— Ты работал на Караэля с самого начала, так?
— Все не так просто, Бобби.
— Это твое оправдание? Как и я, ты просто сделал все, что смог. Ты это хотел сказать?
— Я ничего не хотел сказать, — ответил он, вставая. — Я хотел тебе кое-что дать.
На этот раз он достал из потрепанной сумки конверт и положил мне в руку.
— Сказать могу лишь одно. Наверное, ты заметил, что я пару раз превышал полномочия, скрывая информацию от… моего начальства.