Манилий Фуск. Сами игры историки описывают так: «В те дни происходило атлетическое состязание, на которое в принудительном порядке явилось столько атлетов, что мы удивлялись тому, как стадион смог их вместить. В этом состязании участвовали и женщины, которые сражались друг с другом столь жестоким образом, что это дало повод для насмешек и в адрес других, весьма высокопоставленных женщин. Поэтому впредь любым женщинам было запрещено участвовать в единоборствах где бы то ни было» [Дион Кассий. Римская история. 76.16].

«Во времена Севера мы могли видеть также представления нескольких разных пьес одновременно во всех театрах, религиозные обряды и ночные торжества, устраиваемые по образцу мистерий» [Геродиан].

В том же году в сирийской Эмесе в семье родственников императора — местного нобиля Секста Вария Марцелла и его жены Юлии Соэмии родился сын, которого назвали Варием Авитом и посвятили солнечному богу Элагабалу. Через 14 лет этот мальчик станет римским императором Гелиогабалом.

И всё-таки, художества и бесцеремонность Плавтиана не могли не закончиться для него плохо. Мы помним, что однажды Септимий уже указывал Плавтиану его место, и вот во второй половине 204 года для префекта претория прозвенел второй звонок.

К этому времени вокруг появилось столько изваяний Плавтиана, что это, наконец, заметил сам Септимий, который как рогатый муж увидел измену жены последним. Он выразил недовольство и приказал переплавить некоторые из статуй и бюстов. Плавтиан так всех достал, что по Италии и провинциям мгновенно прокатился слух о падении временщика. Кое где провинциальные власти начали свергать и разбивать статуи Плавтиана. Так поступил, например, наместник Сардинии Раций Констант, человек весьма известный тогда в Риме. Когда дело вскрылось, Рация вызвали на суд в Рим. Там обвинитель Константа заявил, что скорее небо упадёт на землю, чем Плавтиан хоть в чём-то будет ущемлён Севером. Септимий, принимавший участие в разбирательстве, горячо подтвердил это, сказав: «Невозможно, чтобы мною Плавтиану был причинён даже малейший вред». Судьба Рация нам неизвестна, а Плавтиан после этого не прожил и года.

Дион Кассий пишет, что предвестником падения Плавтиана стало извержение вулкана Везувий, которое произошло в том году и которое он лично видел из Капуи, где отдыхал летом и писал свой труд.

В конце того же 204 года умер брат Севера, Публий Септимий Гета. Уже на смертном одре, как говорили, он поведал императору об истинном положении вещей и власти, которую приобрел в империи его любимец, а также что-то ещё. Септимий был потрясен, и принял меры, уничтожив человека, который до сих пор считался по значимости вторым человеком в империи и личным другом императора.

Как уж там умирающий брат убедил императора и почему он не сделал этого раньше, нам неизвестно. Любой более-менее умный человек давно бы сам увидел постыдность ситуации и что мешало Септимию увидеть это раньше, мы не знаем. Очевидно, он действительно был горячо привязан к этому человеку. Но дураком Септимий не был — это точно. Кроме огромного политического опыта и чутья, Септимий Север был человеком образованным. «Он был достаточно обучен латинскому языку, хорошо владел греческой речью, но лучше всего усвоил пуническое красноречие» [Аврелий Виктор Извлечения. XX]. «Довольно много времени он отдавал занятиям философией и ораторским искусством и отличался необыкновенным рвением к наукам… Он сам составил добросовестное описание своей частной жизни и общественной деятельности, приводя оправдание только для одного своего порока — жестокости». [Элий Спартиан, Север. XVIII, 5–6]. Под науками он понимал главным образом астрологию, которой сильно увлекался.

Возможно, перед смертью, Гета что-то узнал о заговоре Плавтиана против Севера, почему тот и был так потрясён. Но для этого сведения должны были быть надёжными. Возможно, что-то знал об этом и Антонин, люто ненавидевший Плавтиана и его дочь, свою жену, которую Дион называет бесстыднейшим созданием. Как наследник, Каракалла мог позволить себе гораздо больше, чем любой другой человек из окружения императора. Именно он способствовал окончательному принятию решения отцом. Септимий всё больше начал понимать ситуацию и благоразумно стал ограничивать привилегии Плавтиана.

Плавтиан верно считал, что настраивает императора против него именно Бассиан. Префект не считал нужным скрывать свое неприязненное отношение к зятю, пока ещё считая себя всесильным, но теперь откровенно враждебные действия заставили Септимия окончательно поверить в опасность власти Плавтиана. Наши сенатские источники уверяют читателя, что Бассиан подставил Плавтиана, с помощью своего учителя Эвода уговорив трех центурионов (одного из них звали Сатурнин, он был сирийцем и Геродиан называет его трибуном) заявить Септимию, будто они в числе десяти получили от своего начальника Плавтиана тайный приказ убить императора и его сына Антонина. Они даже предъявили, якобы написанный самим Плавтианом, приказ о преступном убийстве. Это произошло во время праздника обожествлённых предков ludi Palatini, проводившегося в честь умерших императоров 21–23 января. Позволим себе усомниться в версии Диона и Геродиана. Повторим, что Север не был дураком и не купился бы на такую дешёвку, ведь у него была и своя служба охраны. Да и центурионы не стали бы рисковать жизнью с фальшивкой против всемогущего префекта. Документ должен был быть очень надёжным, чтобы Септимий поверил. Сам Север потом сослался на нежданное обстоятельство, что-то вроде божественного провидения, столько раз помогавшего ему в жизни. В данном случае он заявил, что как раз в эту ночь ему приснился вещий сон: ему приснилось, что Клодий Альбин, якобы живой и плетет против него заговор. Понимать императора надо так, что он был уже морально готов к тому, что Плавтиан предатель.

И когда вечером 22 января 205 года Северу донесли о кознях его ближайшего друга и предъявили приказ, судьба Плавтиана была решена. Септимий повелел немедленно вызвать к нему префекта. Похоже, что тот уже начал что-то подозревать. Он помчался к императору так быстро, что насмерть загнал мулов. Геродиан утверждает, что Плавтиана вызвал Сатурнин условным сигналом, означавшим, что император убит. Тем самым, Геродиан подтверждает нашу версию. Стража у ворот императорского дворца пропустила лишь одного Плавтиана, задержав его спутников. Разумеется, у прозорливого и всегда бдительного сановника это вновь вызвало подозрения, но делать было нечего. Когда он вошел в зал, где его ожидали Север и Антонин Каракалла, первый сразу взял быка за рога и спросил спокойно и даже внешне дружелюбно: «Что подвигло тебя так поступить? Почему ты решил нас убить?»

Тут Плавтиан, никогда не теряющий хладнокровия, начал уверенно всё отрицать. Опасаясь, как бы отец не передумал, Каракалла вскочил и набросился на префекта. Вырвав у него меч, Каракалла свалил его, ударив кулаком в лицо. Разъяренный наследник престола наверняка голыми руками