Отец, с ним сын младой, — видимо, решив разрядить обстановку, Бреголас принялся напевать переиначенную песню, которая считалась одним из заклинаний эльфов-Таварим, однако её суть давно утратилась вместе с изначальным текстом. — К отцу дитя приник,

Его обнял старик.

Во мраке мир исчез,

А на пути их лес

Вознёсся от земли до небес.

Дышит древней тайной сень тенистых крон,

Средь людей известен бор дурной славой,

В чаще издревле стоит зелёный трон,

Царь лесной всесилен, лесом правит он.

Фарагор переглянулся со спутниками, едва заметно поёжился.

— Эдайн сквозь бор летят,

Проснулося дитя,

Стук сердца всё быстрей,

Пугает шум ветвей.

Поодаль царь стоит,

И взгляд его блестит,

Ребёнку тихо он говорит:

«Мальчик мой, пленён красою я твоей,

Ты запал мне в сердце, ранил мне душу,

Будешь ты расти среди моих сыновей,

Слушать пенье птиц и шум седых ветвей.

Оглянись, юный друг,

Забудь про свой испуг,

Мой лес красив и богат,

И в нём тебе я рад,

Веселье, счастье подарю,

Иди ко мне, я говорю!

Иди ко мне, с того же дня

Ты будешь счастлив у меня».

Едва заметное сквозь кроны небо окончательно заволокло тучами, стало темно.

— «Отче, царь лесной ко мне обратился!

Слышишь ты его, иль мне он приснился?

Вон, в короне он стоит на дороге

И зовёт в своём остаться чертоге!»

«О, дитя, не трусь, тебе показался он,

Шелестят листвой деревья со всех сторон,

Их макушки на века подпирают высь.

Успокойся, сын, и крепче ко мне прижмись».

«Оглянись, юный друг,

Забудь про свой испуг,

Смотри, дитя, красив мой лес

И полон он чудес.

В объятьях царских дочерей

Забудешь о семье своей,

Пойдём со мной, я не шучу,

Тебя я так не отпущу!»

Пение птиц стихло, а потом внезапно стало громче. Вдалеке за деревьями словно двигались высокие холмы.

«Отче, царь лесной ко мне обратился.

Слышишь ты его, иль мне он приснился?

Он стоит под дубом на краю ямы

И зовёт уйти с его дочерями!»

«О, дитя, не трусь, тебе показался он,

То ручей журчит в тумане, бежит под склон,

И сияют тускло звёзды из облаков,

Потерпи, дитя, до дома недалеко».

Но ребёнок не молчит,

Не плачет, а кричит:

«О нет, он заберёт меня!

Отец, пришпорь коня!»

Ребёнок в ужасе дрожит,

И конь во весь опор летит,

Когда ж он загнанный упал,

Малыш давно уж не дышал.

Ветра не было, однако все сидящие у костра заметили, как вдали колышатся ветви. И стволы.

— О, дитя, не трусь, тебе показался он! — вдруг прозвучал насмешливый мужской голос, между деревьев заиграло золотое сияние, в такт словам что-то гортанно заурчало. — Ведь другим он не являет свой лик сквозь сон!

Ты — избранник древних сил, радуйся, малыш!

Ну а кто не рад — давайте, отсюда кыш!

Из темноты чащи появился, пританцовывая, кто-то, вроде гнома в очень броской и неудобной в лесу одежде. Рядом лучилась удивительной красотой дева в белом платье, напоминающем туман. Призрак? Морок? Или всё же кто-то из плоти? Чуть позади встали трое великанов, похожих на ожившие замшелые скалы.

— Позволите присесть? — незнакомец снял шляпу с фазаньим пером, шутливо поклонился. — Я не лесной царь, не бойтесь. И младенцев у вас нет. Но даже если бы были…

Настоящий царь лесной

Не покажет вам лик свой.

— Привет вам, мои гости, — мелодично прозвучал голос, очевидно принадлежавший эльфу. — Я, Морион Таурхиль, сын нолдорана Карантира Феанориона рад видеть вас в своих владениях.

Мысленно выругавшись в адрес жестоких шуток Старшего народа, Барахир попытался понять, с кем и о чём придётся договариваться. Вопрос к Бреголасу «Почему он не предупредил о существах из сказок?» так и остался невысказанным, потому что по глазам полуэльфа стало понятно — он сам не ожидал. Серый силуэт, назвавшийся сыном короля, приблизился, за ним, словно из ниоткуда, возникла вооружённая свита.

Барахир вдруг осознал смысл происходящего.

— Морион? — тихо спросил он Бреголаса. — Карантир — это же…

— Да, это тот, кто ограбил нашего короля, — спокойно произнёс полуэльф. — Но его наследник на нашей стороне. Правда, пока лучше помолчим.

— Я слышал о вас, но никогда не встречал, — улыбнулся Таурхиль замшелым великанам с бородами-ветками. — Рад видеть вас в моих землях. Вас и ваших спутников.

— Кто же ведущий, а кто здесь ведомый? — многозначительно закивал уже успевший устроиться у костра и попробовавший странное угощение вроде-бы-гном. — Ты не суди, пока мы не знакомы.

Золотоволосая дева зарумянилась, словно смутившись.

— Прости, владыка, — Морион обернулся к весельчаку. — Я действительно поторопился с выводами.

— Ты назвал себя лесным царём и напугал юного Младшего Дитя, — сказал Майя, указав на Барахира. — Но я слышал о другом вожде, и именно его собирался предупредить, что Энтам необходимо пройти через его владения на восток. Нам не нужен кров и ночлег, лишь свободная дорога. А ещё мы обязаны проверить, не впустую ли тратятся дары Валиэ Йаванны. Полагаю, лесной царь, ты знаешь, кто это.

— По рассказам, — ответил Таурхиль.

Чем больше Барахир приглядывался к эльфийскому принцу, тем сильнее ему казалось, что у сына Карантира с Бреголасом есть схожие черты.

— Этого достаточно, ибо другие даже таких знаний лишены.

Энты не подходили к огню. Стоя в стороне, они рассматривали сияющими глазами деревья и мхи, заглядывали в дупла и гнёзда.

— Я должен объяснить кое-что, — Морион Таурхиль обернулся, сделал знак рукой, и к нему, озираясь, подошли трое людей с непривычной для большинства жителей Белерианда внешностью. — Я не отправляю дары Валиэ Йаванны в Таргелион. Я хочу помочь людям иной земли, лорды которой притесняют своих подданных.

Взгляд бородятого Майя стал проницательно-насмешливым. Он долго ничего не говорил, смотря в глаза принца, потом расхохотался:

— Первый Дом Нолдор,

Третий Дом Нолдор.

Вместе ушли, одинаково гордо.

Валинор помнит их злодеяния,

Их непременно найдёт воздаяние.

Сидевшие у костра путники из Дортониона удивлённо переглянулись. Нахлобучив шляпу и всплеснув руками, Майя поднялся:

— Обманул врагов Владык?

Что ж, приятель, ты