Находясь по другую сторону нейтральной полосы, разделяющей два противоборствующих лагеря, император Константин стоял на земляном укреплении вместе со своим главным военачальником Джустиниани. Неослабевающий натиск турок на крепостную стену и серьезные повреждения в ней заставили императора принять отчаянное решение. В течение всего дня и даже ночью при свете тусклого полумесяца генуэзец заставлял защитников готовить еще одно укрепление – земляной вал между внешней и внутренней стеной.

Это происходило в долине речки Лик, неподалеку от ворот Святого Романа, где защитники намеревались оборонять город, расположившись спиной к внутренней стене.

– Ты приведешь их сейчас? – спросил император.

– Приведу, – ответил Джустиниани. – При свете этого мерзкого полумесяца я приведу всех людей и животных, какие у меня только имеются.

Константин еще кивал в знак согласия, когда со стороны турецкого лагеря донеслись из темноты звуки труб и грохот тысячи барабанов.

– Сколько нас? – громко спросил император, пытаясь перекричать нарастающий шум.

Джустиниани, чтобы ответить на этот вопрос, не было необходимости никуда смотреть, но он тем не менее повернул голову сначала налево, а затем направо, окинув при этом взглядом жиденькую линию выстроившихся воинов, старающихся забыть о своей усталости и – уже в который раз! – приготовившихся к бою.

– Не больше двух тысяч, – сказал генуэзец.

Он снова огляделся по сторонам.

– Братья Боккиарди… – сказал он. – Где они?

– У ворот Деревянного Цирка, – ответил император. – Я сам отправил их туда. Они будут делать вылазки и донимать тех турок, которые пытаются удерживать наших людей на обороне дворца.

Джустиниани мрачно улыбнулся и стал всматриваться в полумрак.

Из темноты вынырнули светящиеся пятна. Это были горящие факелы, которые несли в руках некоторые из турецких воинов, идущих в атаку в первых рядах.

– Азапы, – сказал Джустиниани.

– Жертвенные ягнята, – усмехнулся Константин.

– Посмотрим, – пожал плечами генуэзец.

Это его слово едва не потонуло в донесшихся со стороны турок громких командах. Турецкие воины изо всех сил бросились бежать вперед, преодолевая последние несколько десятков ярдов, отделяющих их от защитников города.

– Сейчас! – крикнул Джустиниани, и его команду стали передавать вдоль по линии справа и слева от него. На атакующих тут же обрушился целый град стрел, дротиков, свинцовых шариков и камней. Азапы падали на землю, как трава под острой косой, однако их было так много, что, казалось, их ряды ничуть не редеют.

Чувствуя сильное давление себе в спину со стороны янычар, которым приказали убивать любого, кто попытается отступить или даже удрать с поля боя, азапы продолжали продвигаться вперед под дождем смерти. Когда их наступательный порыв донес их до основания земляного вала и они стали пытаться на него залезть, защитники пустили в ход греческий огонь, и огромные языки пламени метнулись вперед и сразили самых первых из атакующих азапов. Огонь прилипал к ним, и они сгорали заживо десятками и сотнями.

Тем не менее они продолжали напирать, подгоняемые своими командирами и даже самим Мехмедом, сидящем на боевой лошади.

Несмотря на свою немногочисленность, защитники города держались очень стойко, ничуть не робея от того, что им приходится убивать одного за другим так много наседающих турок и умирать самим. После целого часа непрерывного штурма Мехмед приказал азапам отступить. Защитники города, опираясь на свое оружие, тяжело дышали, надеясь немного отдохнуть во время этой паузы.

Без каких-либо специальных указаний со стороны командиров они вскоре прервали свой недолгий отдых и занялись устранением тех повреждений, которые причинили их земляному валу нападавшие турки.

Наблюдая за тем, как они лихорадочно снуют туда-сюда с лопатами и тачками при свете луны и масляных ламп, Джустиниани вдруг столкнулся лицом к лицу с Джоном Грантом, рядом с которым находилась все та же женщина.

– О Господи! – воскликнул генуэзец. – А я думал, что ты уже среди тех, кто попал под турецкую саблю.

Лицо Джона Гранта осталось невозмутимым. То, что с ним недавно произошло, было уж слишком сложным, чтобы можно было рассказать об этом генуэзцу.

– Рядом со мной находился мой ангел-хранитель, – негромко произнес он.

Генуэзец посмотрел на Ленью, но та только покачала головой.

– Боюсь, что никаких ангелов здесь нет, – сказала она. – По крайней мере я их не видела.

Джустиниани ожидал, что она сейчас улыбнется, тем самым показывая, что шутит, но улыбка на лице Леньи так и не появилась.

Он уже отворачивался от нее, чтобы снова всмотреться в начинающую рассеиваться ночную темноту, когда чуть ниже его ног в земляной вал ударилось каменное ядро, выпущенное из турецкой бомбарды. От этого удара образовалась довольно большая брешь, а их всех троих – Джустиниани, Джона Гранта и Ленью – резко отбросило назад, и они шлепнулись наземь позади вала. Джон Грант первым вскочил на ноги и побежал к образовавшейся бреши с мечом в руке. Ленья последовала за ним, генуэзец тоже.

Те защитники, которые все еще могли сражаться, тоже бросились к этой опасной для обороны города бреши, а с противоположной стороны к ней устремилась бешено орущая толпа турок, выстроившихся в форме клина. Натиск турок был таким сильным, что они отбросили защитников назад, за обороняемый ими земляной вал. Джон Грант рубил мечом врага налево и направо. Краем глаза он видел Ленью и Джустиниани, вступавших в смертельную схватку с турецкими воинами и одолевавших их одного за другим.

В какой-то момент атакующим туркам уже стало казаться, что они вот-вот одержат победу. Они бились бесстрашно, предвкушая свой триумф и едва ли не опьянев от осознания, что они сражаются у древних стен Великого Города.

Только один раз за тысячелетнюю историю Константинополя врагу удавалось пробиться через его оборонительные сооружения. Врагом этим были христиане-крестоносцы, которые когда-то прибыли сюда только для того, чтобы грабить и насиловать. Мусульмане-турки тоже почти пробились через крепостные стены Константинополя, угрожая тем самым устроить не больше и не меньше, а конец света, и их назревающий прорыв через оборонительные сооружения города был встречен громким негодующим и воинственным ревом тех его защитников, которые все еще могли сражаться.

Ликование турок было недолгим. Ободряемые криками Джустиниани и арьергарда его генуэзского отряда, защитники города воспрянули духом и перешли в контратаку, истребляя упорно сопротивляющихся турок. Земля под их ногами стала блестящей и скользкой от пролитой крови.

Испугавшись невиданной ярости, последние из нападавших турок обратились в бегство, отбрасывая от себя длинные тени в первых тусклых лучах рассвета.

– Держите оборону, Джустиниани.

Это сказал император, сидящий теперь на своем коне и поворачивающий его в сторону широкой улицы, которая вела в сердце города.