Оливер оторвался от заката.

– Луи ле Пелерин? – повторил он, чувствуя знакомую пустоту в желудке, когда прозвучало первое имя.

– Так он сказал. – Хэмфри с любопытством посмотрел на Оливера. – А что, ты его знаешь?

– Надеюсь, что нет, – покачал головой Оливер. – Опиши мне его… и его спутника.

– Не выше среднего роста, стройный, сухощавый, – начал Хэмфри в манере, свидетельствовавшей о привычке отмечать признаки как людей, так и лошадей. – Черные волосы, черные глаза, шрам на скуле. Одет как граф; оружие и доспехи гораздо лучше, чем у тебя или у меня. Под доспехами надета темно-синяя туника, что не может позволить себе ни один простой солдат.

Оливера замутило. Он сжал кулаки.

– А второй? Позволь мне угадать. Рыжий уэльсец по имени Ивейн?

– Ты их знаешь? – широко раскрыл глаза Хэмфри. Оливер судорожно сглотнул.

– Да, я их знаю. Господи Иисусе, Хэмфри, не бери их на службу принцу! Луи ле Пелерин, как он себя называет, стоит только шести футов свежей земли, чтобы зарыть его предательское тело.

Хэмфри в ответ продолжал таращиться. Оливер прочистил горло и сплюнул.

– Его настоящее имя Левис из Чепстоу, и если он подойдет ко мне на длину меча, я убью его.

Голос рыцаря дрожал от ярости, но под этой яростью скрывался жуткий страх, тем более сильный, что копился очень долго. Где-то в самом темном уголке подсознания всегда хранилось убеждение, что Левис вернется и попытается потребовать себе то, что принадлежало ему по закону, хотя он не имел на это никаких прав.

– Что он сделал?

Оливер закрыл глаза и попытался взять себя в руки. Когда он снова открыл их и взглянул на Хэмфри, в них не осталось никакого выражения, они стали просто серыми, как буря.

– Это личный вопрос, – натянуто сказал он. – Дело чести и норм благопристойности. Достаточно сказать, что он вероломен. Лучше довериться зыбучему песку, чем положиться на него.

Хэмфри поводил концом башмака по пыли, провел языком по зубам.

– Очень хорошо, я прогоню завтра его и уэльсца тоже, но все же хотелось бы знать, на чем ты основываешься. Простого обвинения в вероломстве маловато, ведь мы испытываем нужду в людях.

Оливер набрал в легкие воздух и выдохнул.

– Во время битвы за Винчестер он был в числе наемников Стефана.

– Так он и сказал, – кивнул Хэмфри. – Он сказал также, что устал от войны и предпочел присоединиться к крестоносцам, потому что в этом хоть больше смысла.

– Он присоединился к крестоносцам, – гневно произнес Оливер, – потому что Стефан доверил ему замок, который у него не хватило духу удержать. Он бросил его в момент осады: ускакал прочь, оставив жену и младенца-дочь расхлебывать последствия. Уходя, он заверил всех, что отправляется за помощью, но на самом деле не имел никакого намерения возвращаться.

– Ты хорошо осведомлен. – Взгляд Хэмфри стал проницательным.

– Потому что его жена и дочь теперь со мной. Хэмфри приоткрыл рот от удивления.

– Кэтрин и Розамунда. Я думал, что они тво…

– Все так думают, – резко перебил Оливер. – Даже те, кому известна правда, почти забыли ее. Нас считают мужем и женой, близких, как вот это! – Он поднес к глазам Хэмфри два сложенных крестом пальца. – Если бы ты только знал, какие страдания и какую сердечную боль причинил этот человек! И потому, Бог мне судья, я раньше рассеку его сердце своим мечом, чем встану с ним в один ряд.

– Хорошо. Я уже сказал, что прогоню его. Успокойся. – Хэмфри поднял руку ладонью наружу в жесте примирения. – Пойдем-ка лучше в зал, пора поесть.

Оливер перевел дух и пригладил руками волосы. Ярость ушла. Остались только тошнота, гнев и испуг.

– Нет, мне нужно домой, к Кэтрин и Розамунде. Хэмфри неохотно кивнул.

– Хочешь, я пойду с тобой?

– Нет, – бросил Оливер, но затем сделал над собой усилие и заставил себя сохранять вежливость. – Спасибо, Хэмфри, но у тебя есть свои заботы, а я займусь моими.

– Только не действуй наспех, – предостерег Хэмфри. В его глазах сквозила тревога. – Рассечь мечом чье-то сердце – значит убить не только его, но и себя.

– Ты так полагаешь? – вскинул брови Оливер. – Мое сердце он рассек десять лет назад. Тебе не кажется, что расплата несколько запоздала?

– Оливер…

– Впрочем, если я отыщу и убью его, его бесчестье перейдет на меня, – горько добавил рыцарь. – И в любом случае, расплачиваться придется мне.

Прачка Агата водрузила на стол корзину с чистым бельем.

– Все готово, – объявила она. – С тех пор как ты вернулась в Бристоль, ты стала одной из моих лучших заказчиц.

Кэтрин покаянно улыбнулась, расплачиваясь с Агатой за работу.

– Кое-кто утверждает, что я жуткая мотовка, потому что стираю рубашки и сорочки чаще двух раз в год.

– Только не я, – хихикнула Агата, пряча монетки в кошелек. – И вот что я тебе еще скажу. Рыцари, которые платят мне за стирку их рубах и белья, в основном-то и пользуются успехом у женщин. Кому охота подходить поближе, если человек воняет, как законченный фермер? – Прачка обвела взглядом комнату и кивнула. – Хороший домик. Этель здесь бы понравилось.

– Мы сняли его у Джеффри Фитц-Мара, – сказала Кэтрин, полностью присоединяясь к восхищению Агаты воздушными пропорциями крестообразной рамы. – Оливер скоро уедет, а я останусь здесь с детьми ждать возвращения армии.

Она предложила Агате чашу вина. Глаза прачки заблестели, и она с готовностью плюхнулась на стул.

– Всего чашечку, – ответила она. – А то я не смогу работать. Хорошо, что Джеффри Фитц-Мар снова на ногах, несмотря на все горести, которые его постигли.

Они немного посидели и поболтали. О Джеффри, о войне, о всяких женских делах. Розамунда с гордостью показала Агате сделанную ею тесьму и кусок вышивки, которой она сейчас занималась. Мальчики наперебой просили прачку покачать их на округлых коленях.

В дверь постучали. С чашей в руке и улыбкой на губах Кэтрин открыла ее. Там стоял горожанин, один из самых бедных, зарабатывавших себе на жизнь тем, что держали лошадей, носили грузы и бегали по поручениям. Она немного знала этого человека, потому что пару раз его посылали позвать ее принять роды.

– Ты Эльдред, да? – спросила она.

– Угу, госпожа, Эльдред, – подтвердил он. Его желтые зубы были стесаны почти до самых корней. Он просунул в дверь голову. – Утро, Агата.

– Утро, Эльдред, – ответила та с явным раздражением.

– Чем можем служить? – спросила Кэтрин. Эльдред пожирал глазами вино, но не был настолько глуп, чтобы искушать удачу.