Фив, что было уже давно их заветным стремлением, и добились того, что аргивяне признали независимость Коринфа, прежде захваченного ими; лакедемоняне пригрозили им, что пойдут на них походом, если они не уйдут из Коринфа.

2 1 После того как во всем этом лакедемоняне достигли того, чего они желали, они решили приступить к наказанию43 тех из союзников, которые были в течение войны им враждебны и более сочувствовали их врагам, чем Лакедемону, чтобы сделать невозможным новое их отпадение. Прежде всего они отправили послов к мантинейцам с приказанием снести городские стены; в противном случае лакедемоняне отказывались верить, что они — не на стороне их врагов; вдобавок 2 они утверждали, что до них дошли слухи, будто мантинейцы послали хлеб аргивянам, когда они воевали с Лакедемоном; что иногда они отказывались сопровождать их в походе, ссылаясь на празднества, запрещавшие воевать; что мантинейцы, даже и сопровождая их в походе, недобросовестно относились к делу. К этому они прибавляли, что, как им известно, мантинейцы завидовали им, если их сопровожадала какая-либо удача, и радовались, если их постигало несчастье44. Кроме того, они указывали, что в этом году истек срок тридцатилетнего перемирия45, заключенного с мантинейцами после битвы при Мантинее. Так как мантинейцы не со-3 гласились срыть стены, лакедемоняне объявили сбор войска46 для похода против них. Агесилай попросил у государственных властей уволить его от участия в этом походе, ссылаясь на то, что Мантинейское государство оказало значительную помощь его отцу во время Мессенских войн47. Во главе похода стал Агесиполид, несмотря на то что отец его Павсаний48 был в очень дружественных отношениях с вождями мантинейской демократии. Он вторгся и прежде всего пре-4 дал разграблению территорию врага. Когда мантинейцы и после этого не срыли городских стен, он стал рыть ров вокруг города, причем половина воинов охраняла с оружием в руках землекопов, а остальная половина выполняла земляные работы. Когда ров был вырыт, он уже в полной безопасности выстроил стену вокруг города. Но он получил известия, что в городе были большие запасы хлеба, так как в предыдущем году был обильный урожай. Считая крайне обременительным в течение долгого времени возлагать на сограждан и союзников тяготы походов, он запрудил очень многоводную реку49, протекавшую сквозь город. Задержан-5 ная плотиной река разлилась, причем уровень воды поднялся выше фундамента домов и городской стены. После этого, когда нижние ряды кирпичей размякли50 и не могли больше поддерживать верхние, стена прежде всего дала трещины, а затем покосилась. Мантинейцам некоторое время удавалось подпирать стену деревянными брусьями и временными сооружениями удерживать крепостную башню от падения; но, увидев, что им не совладать с силой воды, и опасаясь, в случае падения части стены, сделаться военнопленными, они принуждены были согласиться срыть стену. Но лакедемоняне теперь уже не соглашались заключить мир и на этих условиях и потребовали, чтобы они (уничтожили городское устройство и) образовали отдельные деревни. Мантинейцы, считая, что они попали в безвыходное положение, согласи-6 лись и на это. Приверженцы аргивян и вожди демократии в числе шестидесяти человек боялись, что они будут казнены, но отец Агесиполида51 уговорил его сохранить им жизнь и свободу и позволить им удалиться из города. По обеим сторонам пути за городскими воротами стояли цепями лакедемонские воины с копьями, глядя вслед уходящим, но, хотя они и пылали ненавистью к изгнанникам, однако же держали себя по отношению к ним лучше, чем мантинейские аристократы. Вот прекрасный образец лакедемонской дисцип-7 лины! После этого были срыты городские стены, и Мантинея была превращена в четыре отдельных поселения52, как было в прежние времена. На первых порах мантинейцы были недовольны, что им приходилось разрушать уже готовые жилища и строить новые. Но и в новом устройстве оказалось много преимуществ: теперь жилища зажиточных людей оказались недалеко от их земель, лежавших вдали от города; далее было введено аристократическое устройство, и они избавились от назойливых демагогов. Поэтому зажиточные люди были довольны новым устройством. Теперь лакедемоняне каждый раз, как посылали к ним ксенагов53, посылали уже не одного, а четырех — по одному в каждую из деревень. Из этих деревень гораздо охотнее шли союзные контингенты в войска, чем при демократическом устройстве. Так кончилось мантинейское дело; военный опыт людей обогатился новой истиной — что не следует устраивать крепость так, чтобы через нее протекала река.

Изгнанники из Флиунта54 проведали, что лакедемоняне 8 тщательно исследуют, как держало себя каждое из союзных государств по отношению к ним в минувшей войне. Поэтому они решили воспользоваться подходящим случаем и, отправившись в Лакедемон, указывали там, что, пока они были на родине, их город дружелюбно принимал лакедемонян в крепость и следовал за лакедемонянами во всех их походах; но с тех пор, как они были изгнаны, их сограждане отказывались сопровождать в каком бы то ни было походе лакедемонян и из всех людей только лакедемонянам не открывали городских ворот. Услышав это, эфоры решили, что 9 флиунтцы за все это заслуживают наказания, и, отправив к ним послов, заявили, что изгнанники — друзья Лакедемонского государства и изгнаны без всякой вины. Поэтому, мол, они по справедливости настаивают на том, чтобы изгнанники были возвращены в город — не по принуждению, а по добровольному решению сограждан. Когда флиунтцы выслушали это, их охватил страх, чтобы, в случае похода лакедемонян на Флиунт, среди их сограждан не оказалось таких, которые откроют им ворота: в городе было много родственников изгнанных и вообще им сочувствующих; вдобавок, как бывает в большинстве случаев, сторонники государственного переворота желали возвращения изгнанников. Ис-ю ходя из таких опасений, Народное собрание постановило разрешить изгнанникам вернуться на родину и вернуть им все их имущество, принадлежавшее к тому, что называется явным55, уплатив из государственного казначейства стоимость конфискованного имущества тем, которые его приобрели; в случае же возникновения на этой почве каких-либо недоразумений предоставить разбор их суду. Таков был результат ходатайства за флиунтских изгнанников56.

Вслед за тем прибыли в Лакедемон послы из Аканфа и п Аполлонии, значительнейших из городов в окрестностях Олинфа. Узнав о цели их прибытия, эфоры представили их Народному собранию и союзникам. Здесь Клиген из Аканфа 12 произнес такую речь: «Лакедемоняне и союзники, вы, по-видимому, не замечаете, что в Греции назревает новое событие первостепенной важности. Вероятно, вы все знаете, что Олинф — самый крупный из городов на фракийском побережье. Жителям его уже удалось добиться того, что некоторые города стали частью их государства и подчинились их законам; вслед за