Жуга облизал пересохшие губы. Покосился на свой меч. Перевел взгляд на гнома. Снова посмотрел на меч.

Клинок был в ножнах.

— Ра… Рагнур?…

Гном не ответил. Стянул с головы рогатый шлем с прокованным наглазьем. Поднял взгляд на травника.

— Зачем?

— Мне нужно спуститься, Рагнур. Пропусти меня.

— Ты придурок, Жуга… — выдохнул Золтан, отступая. — Через минуту здесь будет весь город! Он уже позвал своих!

— Это правда?

— Да, — кивнул двараг. — Но вы еще успеете уйти…

Жуга помотал головой:

— Я пойду. И будь, что будет. Я устал. И так все это слишком затянулось.

Он обернулся к Золтану.

— Не жди меня.

* * *

Шаг за шагом, по спирали вниз, в слепящей темноте, лишь лезвие меча мерцало впереди узкой полоской, да вспыхивал и гас браслет на левом запястье. Жуга спускался медленно, считал ступени. Спешить было некуда — ни один двараг не решился бы преследовать его по этой Лестнице. С каждым шагом становилось все холоднее, старая накидка из одеяла уже не помогала. На сто двенадцатой ступеньке под ногой звякнуло, Жуга нагнулся, поднял золтановский меч. Помедлил, не зная, куда его девать, и положил обратно. Двинулся дальше.

Всего ступенек оказалось триста. Здесь было холодно и тихо. Далеко вверху угадывался серый круг мерцавшего свода пещеры. Жуга вложил меч в ножны и двинулся по кругу, ощупывая стены. Камень был гладкий и холодный — шесть плит, отполированных и сомкнутых углами. Ни прохода, ни двери. Ничего.

— Эй, есть тут кто? — позвал он негромко.

Никто не отозвался.

Подниматься не хотелось. Жуга закутался плотнее в одеяло и сел возле одной из стен.

«Все без толку, — подумалось ему. — Быть может, двараг и может здесь пройти, но я — навряд ли… Да и зачем?»

Шло время. Жуга не двигался. Он впал в какое-то отупение, лишь мысли текли потоком.

Лестница. Спираль. Клепсидра.

Клепсидра. Лестница. Спираль.

Спираль. Клепсидра. Лестница.

Время.

Все замешано на времени. Жуга вдруг понял: вся волшба, которой он владел, так или иначе связана с этим. Нет в этом мире места, где когда-то не горел бы огонь — лишь отыщи тот миг во времени, и пламя загорится. Нет раны, неспособной зажить, если время ускорить или пустить вспять — это спасло викинга Яльмара. Да и парнишку-оборотня остановило только время. А что до веток, полетевших вверх… Жуга усмехнулся — в конце концов, каждая ветка когда-то росла на дереве.

Быть может, и меч выбрал его только поэтому? Чтобы эта его способность помогла ему…

Что помогла? Остановить войну?

Травник посидел еще немного. Потом еще. Ничего не происходило. Он встал, разминая затекшие ноги, и медленно двинулся вверх по лестнице. «Меч не забыть бы подобрать…»— мелькнула мысль.

Серый свет большой пещеры после колодезной темноты показался непривычно ярким. Жуга, прищурился и огляделся.

Гномы стояли плотными рядами, в доспехах, с топорами наголо, молча глядели на травника. Жуга не сразу разглядел средь них высокую фигуру Бертольда — тот робко помахал ему рукой. Похоже было, что здесь и впрямь собрались все обитатели подземного города, как и предрекал Золтан. Самого же Золтана видно не было, оставалось надеяться, что он успел уйти до их прихода.

— Ну вот и доискался… гнезд пчелиных, — пробормотал негромко травник и облизал пересохшие губы. Гномы молчали. Жуга вздохнул, положил клинок Зууба на черный нефрит парапета и потянул из ножен Хриз. Меч вынулся легко, с чуть слышным тонким звоном, хищный, отточенный. На сером лезвии посверкивали искорки. Лис щерился в ухмылке — он был готов сражаться.

По сомкнутым рядам даврагов пронеслось шевеление, и темный полукруг раздался шире. Никто не решился напасть.

Высокий гном, одетый в черное и золотое, шагнул вперед. В его курчавых серых волосах поблескивал узкий обруч короны. За спиной Государя стоял Отрар, сын Брокка. Чешуйчатая бармица его доспеха мягко серебрилась.

— Убери оружие, смертный, — спокойно произнес Лаутир. — Ты и так причинил нам много вреда.

— Вы тоже навредили людям, — сказал травник. Голос его хрипел. — Вашей волей наверху идет война.

— Нам до этого нет дела.

— Вам, я смотрю, ни до чего нет дела! — закипая яростью, вскричал Жуга. — Сидите тут в своих норах, холодные как… как рыбы! торгуете накопленными сокровищами… Не счесть, сколько бед они принесли людям, эти ваши сокровища!

Лаутир нахмурился.

— Мы не вмешиваемся в то, что происходит наверху.

— Вы уже вмешались, вольно или невольно. Признай свою ошибку и дай нам с монахом уйти. Прикажи пропустить меня.

— Хватит! Замолкни! — оборвал его король. Помолчал, сжимая и разжимая кулаки. — Я вижу, люди нисколько не изменились со времен моего отца… Я слишком хорошо знаю этот меч, и не хочу посылать своих подданных на смерть, а потому ты не будешь сражаться. Брось меч!

— И не подумаю!

— Брось меч! — голос гнома зазвенел, — или волею, мне данной над камнями и металлами, я раскалю докрасна и твой браслет, и тот осколок серебра в твоей ноге!

Он вскинул руку, и Жуга в то же мгновение почувствовал, как нагревается браслет, и острой болью наливается запястье и колено.

— Бросай!

Кожа под браслетом задымилась.

— Будь ты проклят… — сквозь зубы процедил Жуга. — На!

Меч звякнул о камень.

— Ножны! — не опуская руки, скомандовал Лаутир.

Ломая ногти, травник расстегнул ремень и бросил ножны вслед за мечом. Отрар шагнул вперед, нагнулся, подобрал. Тут же несколько дварагов взяли травника в кольцо. Лаутир опустил руку. Боль утихла.

— Монах останется здесь в любом случае, — холодно сказал он. — Он разузнал запретное. Секрет гремучей смеси мы хранили веками, и людям не должно его знать. Может бродить, где хочет, но на поверхность ему путь заказан. А что касается тебя, — Лаутир повернулся к травнику, — то я еще подумаю, как поступить. А пока… — Он мрачно усмехнулся. — Некогда мой отец сполна изведал вашего людского гостеприимства. Мне кажется, оно вполне сгодится для тебя, Лис… Отрар!

Тот обернулся.

— Да, Государь?

— Надень на него ошейник.

* * *

Здесь было тихо. Шум гномьей суеты не доходил на нижний уровень, где помещались камеры и склады, лишь где-то в отдалении размеренно и нудно капала вода.

Травник поднял голову.

— Зачем ты приходишь?

Рагнур пожал плечами.

— Ты сохранил мне жизнь, Лис. В какой-то мере я твой должник… И потом, мне кажется, тебе здесь одному не очень-то весело.