Ее память сохранила то, как Александр I вел себя в один из самых критических и опасных периодов его царствования — после взятия Москвы французскими войсками: «Сильный ропот раздавался в столице. С минуты на минуту ждали волнения раздраженной и тревожной толпы. Дворянство громко винило Александра в государственном бедствии… Между тем Государь, хотя и ощущал глубокую скорбь, усвоил себе вид спокойствия и бодрого самоотречения… В то время, как все вокруг него думали о гибели, он один прогуливался по Каменноостровским рощам, а дворец его по-прежнему был открыт и без стражи… Уговорили Государя на этот раз не ехать по городу на коне, а проследовать в собор в карете вместе с Императрицей… Мы ехали шагом в каретах о многих стеклах, окруженные несметною и мрачно-молчаливою толпой. Взволнованные лица, на нас смотревшие, имели вовсе не праздничное выражение. Никогда в жизни не забуду тех минут, когда мы вступали в церковь, следуя посреди толпы, ни единым возгласом не заявившей своего присутствия… Я была убеждена, что достаточно было малейшей искры, чтобы все вокруг воспламенилось».

Спокойствие и выдержка, демонстрируемые императором, были особенно хорошо заметны на фоне панического поведения наследника, великого князя Константина Павловича: «…Он только и твердил, что об ужасе, который ему внушало приближение Наполеона, и повторял всякому встречному, что надо просить мира и добиться его во что бы то ни стало. Он одинаково боялся и неприятеля, и своего народа, и ввиду общего брожения умов, вообразил, что вспыхнет восстание в пользу императрицы Елисаветы…»

В октябре 1808 года Александр I едет на встречу с Наполеоном в Эрфурт без свиты, только с братом Константином, М. М. Сперанским, министром иностранных дел графом Н. П. Румянцевым (1754–1826) и французским послом в Петербурге А.-О. Коленкуром. В 1813 году, находясь с войсками на территории Германии, Александр I удалился от главного штаба и без сопровождения свиты поселился в господском заброшенном доме в одном силезском местечке вместе с генерал-адъютантом графом П. А. Толстым (1770–1844). Никакой охраны с ним не было, только в соседней крестьянской хижине жили министр полиции А. Д. Балашов и генерал-адъютант адмирал А. С. Шишков (1754–1841). По свидетельству последнего, время от времени задумчивый и сосредоточенный император куда-то уезжал совсем один. Как оказалось, он ездил на встречу с силезскими сектантами: гернгутерами, или так называемыми моравскими братьями.

Нас в этом эпизоде интересуют не духовные искания Александра I, а то, что он один, без всякой охраны, позволял себе разъезжать по чужой территории во время временного затишья военных действий с Наполеоном. По свидетельству все той же фрейлины Роксаны Эдлинг, на встречу со своей супругой недалеко от Бадена, примерно в это же время, он также приезжал в экипаже без всякой свиты и охраны, сопровождаемый одним П. А. Толстым. Находясь в конце 1822 года в Вероне, он регулярно выезжал верхом один, без всякой охраны, на конные прогулки. Во время Наполеоновских войн император много времени проводил в действующей армии и принимал личное участие в боевых операциях союзнических и российских войск, Александр I сознательно пренебрегал своей личной охраной, почти полностью перепоручив ее своей свите, которая за время его царствования состояла из 151 человека. В нее входили 7 лиц, состоящих при особе его императорского величества, 50 генерал-адъютантов и 94 флигель-адъютанта. Ближний круг его личной охраны составляли те немногочисленные генерал-адъютанты, которые сопровождали императора во время его частых поездок за границей и по России.

Это отнюдь не означало, что Александр I вообще не обращал никакого внимания на обеспечение своей личной безопасности, о чем свидетельствуют следующие воспоминания его современников. Находившийся при императоре флигель-адъютант, впоследствии видный военный историк А. И. Михайловский-Данилевский (1790–1848) записал в своем дневнике в 1816 году: «Его Величество гулял по саду… Он казался веселым, и взгляд его выражал кротость и милосердие, но чем более я рассматриваю сего необыкновенного мужа, тем более теряюсь в заключениях. Например, каким образом можно соединить спокойствие души… с известием… что он велел посадить под караул двух крестьян, которых единственная вина состояла в том, что они подали ему прошение». Декабрист И. Д. Якушкин так описывает в своих записках торжественный въезд гвардии в Петербург в 1814 году: «Наконец, показался император… на славном рыжем коне, с обнаженной шпагой… Мы им любовались. Но в самую эту минуту почти перед его лошадью перебежал через улицу мужик. Император дал шпоры своей лошади и бросился на бегущего с обнаженной шпагой. Полиция приняла мужика в палки. Мы не верили собственным глазам и отвернулись, стыдясь за любимого нами царя».

Приближенные Александра I отмечали, что в последние годы царствования он становился все мрачнее, чаще стал избегать общества и предпочитал ему уединение. В 1823 году декабрист барон А. Е. Розен (1799–1884) имел возможность близко наблюдать императора в Ораниенбауме и так изложил свои впечатления в «Записках»: «Отпустив караул, Император долго-долго прохаживался по крыше дворца и часто останавливался, погруженный в размышления… Нередко по целым часам стоял он у окна, глядя все на одну и ту же точку в раздумье…» «Как он переменился!» — писал о нем в своем дневнике другой декабрист Н. И. Тургенев. Не скрывал происшедшей с ним «перемены» и сам император, говоря осенью 1820 года австрийскому канцлеру Меттерниху, что он «совершенно изменился».

Последние годы царствования и жизни императора были омрачены тяжкими и невосполнимыми для него личными потерями: в 1819 году умирает в Штутгарте на 31 м году жизни его любимая сестра, королева Вюртемберга Екатерина Павловна[139]. Вслед за ней в 1824 году умирает в возрасте 26 лет его дочь Софья от М. А. Нарышкиной. Ее смерть накануне свадьбы с графом А. П. Шуваловым была для императора страшным ударом. Под влиянием этих тяжких событий и изменений в его характере, приведших в конце его жизни к «полному маразму», по утверждению великого князя Николая Михайловича, императором овладела болезненная страсть к постоянной перемене мест и впечатлений, которые отвлекали его от надоевшей повседневной рутины и заглушали приступы ипохондрии.

Если в первые годы царствования Александр I редко покидал Петербург и Царское Село, то последние 10 лет его жизни частые и продолжительные отлучки становятся правилом. Так, в августе — сентябре 1816 года он совершил путешествие по России, посетив Москву, Тулу, Калугу, Рославль, Чернигов, Киев, Житомир и Варшаву. В апреле — мае 1818 года он опять прибыл в Варшаву, откуда отправился в длинное путешествие по югу России, посетив Тирасполь, Одессу, Николаев, Херсон, Перекоп, Симферополь, Керчь, весь южный берег Крыма, Севастополь, Таганрог, Ростов, Нахичевань, Воронеж, Липецк, Рязань и Москву. Поражает не только география его путешествий, но и скорость передвижения, невиданная для тех времен.

Летом 1818 года он посетил Север России. Выехав из Царского Села 23 июля, он уже 28 июля, то есть всего через пять дней, был в Архангельске. Такая скорость передвижения немыслима с большой свитой и тяжелой поклажей. И действительно, в поездках императора обычно сопровождали всего несколько человек, а свита оставалась в столице. Так, в поездке по северной части Империи в 1818 году его сопровождали генерал-адъютант, светлейший князь П. М. Волконский, личный врач Виллие и фельдъегерь А. Д. Соломко. Скромный возок или карета императора контрастировали с пышным выездом императрицы-матери Марии Федоровны — шестеркой лошадей.