Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Брендан кивнул:
— Жизнь такая штука, верно?
— А Пам теперь навсегда посадили под домашний арест, потому что прошлой ночью мать застукала ее в гостиной с Тоддом. Они этим занимались. Прямо там Ее мама зажгла свет и закричала. Прямо кино. Так что теперь у меня никого не осталось, ни одной близкой подруги. На душе пустота. Вот тут. — Она показала куда-то на желудок — Мама говорит, это потому, что мне нужно есть побольше, но ведь я не голодная. Понимаешь?
Он понимал. Он все знал про пустоту. Иногда ему казалось, что она у него внутри.
— А еще я не могу думать про викария, — сказала она. — Я вообще-то ни о чем не могу думать. — Она прищурилась и поглядела на дорогу. — Хорошо, что выпал снег. Хоть есть на что поглядеть.
— Верно. — Он кивнул, похлопал ее по колену и отправился дальше. Свернул на Клитероскую дорогу и сосредоточился на ходьбе, гоня прочь одолевавшие его мысли.
По этой дороге идти оказалось легче, чем по той. По снегу прошли уже несколько человек, прогуливаясь, по-видимому, до церкви. Он обогнал двоих из них — лондонцев — возле школы Они медленно шли, голова к голове, беседуя, и лишь мельком взглянули на него.
При виде их он почувствовал горький укол грусти. Мужчина и женщина вместе, разговаривают, касаются друг друга. А его ждет в будущем только горе. Любовь не для него. Он не знал, как справиться с такой бедой.
Вот почему он и вышел в такую рань из дому и упрямо пробирался по снегу, уговаривая себя, что просто решил посмотреть на Холл. Солнце взошло, подышать воздухом никогда не мешает. Но за церковью снег стал глубоким, и когда он наконец добрался до дома Полли, минут пять никак не мог отдышаться.
— Небольшой отдых, — говорил он себе и осматривал одно за другим окна — нет ли движения за занавесками.
В последние два вечера она не приходила в паб. Он сидел и ждал до последнего момента, когда Бен Рэгг объявлял, что они закрывают, а Дора ходила между столиками, собирая кружки и стаканы. Он понимал — раз уже половина десятого, маловероятно, что она придет. Но все ждал и мечтал.
Он мечтал и теперь, когда отворилась дверь и на пороге появилась Полли. Увидев его, она вздрогнула от неожиданности. На ее руке висела корзинка, а сама она была закутана с головы до ног.
— Идешь в деревню? — спросил он. — А я как раз возвращаюсь из Холла. Можно пойти с тобой, Полли?
Она подошла к нему и оглянулась на дорогу, ведущую в Холл, где лежал снег, чистый и девственный.
— Эй, ты что, прилетел оттуда? — спросила она. Он вытащил из кармана кожаный кисет.
— Вообще-то я шел туда, а не обратно. Просто решил прогуляться. День больно хорош.
Немного табаку просыпалось на снег. Она смотрела, как он падает, и не могла отвести взгляда. Он заметил на ее лице синяки. На ее сливочной коже виднелся лиловый полумесяц; по краям он уже пожелтел, начиная заживать.
— Ты не приходила в паб. Занята?
Она кивнула, все еще разглядывая табак на снегу.
— Я скучал без тебя. Хотелось поболтать и все такое. Но конечно, у тебя были дела. Я понимаю. Такая девушка, как ты… И все-таки я все время думал, когда же ты придешь. Глупо, конечно…
Она поправила на руке корзинку.
— Я слышал, все разрешилось. С Коутс-Холлом. Что случилось с викарием. Ты знаешь? С тебя сняты все обвинения. И это уже хорошая новость. Учитывая все…
Она не ответила. На ней были черные перчатки с дырой на запястье. Ему захотелось, чтобы она их сняла и он мог взглянуть на ее руки Согреть их. И ее тоже согреть.
Он пылко произнес:
— Я думаю о тебе, Полли. Все время. День и ночь. Я прихожу сюда ради тебя. И ты это знаешь, верно? Я ничего не умею скрывать. Ты понимаешь, что я чувствую. Понимаешь, да? Ты поняла это с самого первого дня.
Она поправила красный шарф на голове, натянула его края на щеки и не поднимала глаз, напомнив ему молящуюся фигуру.
— Мы ведь оба одиноки, правда? — говорил он. — И тебе, и мне нужен друг. Ты нужна мне, Полли. Я знаю, у меня вое так сложилось, что наши отношения не могут быть безоблачными. Но они будут незабываемыми. Я клянусь тебе, ты не пожалеешь об этом Только доверься мне.
Она подняла голову и с любопытством посмотрела на него. У него даже вспотело под мышками.
— Я что-то не так сказал, да? Вот почему получается чепуха. Лучше я скажу тебе прямо. Я люблю тебя, Полли.
— Это не чепуха, — сказала она. — И говоришь ты все так
Его сердце затрепетало от радости.
— Значит…
— Лучше вообще ничего не говори.
— Я люблю тебя. Я хочу тебя. Ты не пожалеешь, если только…
— Забуду о том, что ты женат. — Она покачала головой. — Ступай домой, Брендан. Заботься о миссис Бекки. Спи в собственной постели. Нечего бегать за мной.
Она резко кивнула — отпуская его, прощаясь, это уж понимай как хочешь — и зашагала к деревне.
— Полли!
Она оглянулась. Ее лицо было каменным. Вот недотрога. Но он все равно доберется до нее. Он найдет ключ к ее сердцу. Будет просить, умолять, чего бы это ему ни стоило.
— Я люблю тебя, — сказал он. — Полли, ты мне нужна.
— Нам всем что-нибудь нужно. — Она пошла прочь.
Колин видел, как она шла мимо. Словно яркое пятно на фоне белого снега. Красный шарф, синее пальто, красные брюки, коричневые ботинки. Она несла корзинку и упорно шла по дальней обочине дороги. В его сторону даже не глянула. Когда-нибудь посмотрит. Бросит украдкой взгляд на его дом — не работает ли возле дома, не возится ли с машиной. Перейдет через дорогу, придумывая повод для разговора. Слыхал ли он про собачий процесс в Ланкастере? Как поживает ее отец? Что говорит ветеринар про глаза Лео?
Но сейчас она смотрела прямо перед собой. На другую сторону дороги, на стоящие там дома, а его дома будто не существовало. Что ж, так лучше для них обоих. Если бы она повернула голову и посмотрела на него, может, он и почувствовал бы что-то. Но этого не случилось, и он не испытал никаких эмоций.
Утром он сделал все, что полагается: сварил кофе, побрился, покормил собаку, насыпал в тарелку кукурузы, нарезал бананов, посыпал сахаром и старательно перемешал все с молоком. Даже сел к столу, чтобы позавтракать. Даже зачерпнул ложкой молоко. Даже поднес ложку к губам. Дважды. Но есть так и не смог.
Он хотел протянуть ей руку, но она была налита свинцом. Хотел назвать ее по имени. Но не знал, как назвать — Джульет-Сьюзен, как утверждал лондонский сыщик, — но ему нужно было как-то ее назвать, чтобы вернуть ее.
Он обнаружил, что она находилась не с ними. Только оболочка, тело, которое он так любил, но все ее нутро ехало впереди, в другом «рейнджровере», пыталось успокоить испуганную дочь и собрало все силы, чтобы проститься с ней