— Я прошу вас переменить свое мнение, сэр Эйбел. Я вел себя дурно. Я признаю свою вину. Сэр Свон говорил мне, что он тоже вел себя дурно, когда был вашим оруженосцем. Но вы все равно не прогнали его и посвятили в рыцари перед своим отъездом.

— Сэр Свон сражался с драконом, Вистан. — Я старался говорить самым сухим тоном.

Но по выражению глаз Вистана я понял, что не преуспел в своих стараниях.

— Здравый смысл и честь не позволяют мне переменить свое мнение. Ты знаешь, что на моем щите изображен дракон. Вероятно, тебе известно также, почему он изображен там.

— Тауг рассказывал мне, — кивнул он. — Это действительно правда?

— Я не могу ответить тебе, поскольку не знаю, что именно он рассказывал. — Я зевнул. — Ты пришел, чтобы я побил тебя? Я не стану. А теперь ступай прочь.

Он помотал головой:

— Я пришел, чтобы вы взяли меня обратно.

— Этого я тоже не стану делать.

— Вы навлекаете на меня ужасные неприятности, сэр Эйбел. — Он казался испуганным. — Вы хотите, чтобы меня подвесили за руки и выпороли?

Я пожал плечами.

— Это убьет мою мать. Она гордится всеми нами — у меня еще две сестры, — но больше всего гордится мной. Пойдут слухи, что меня выпорол король. Это будет неправдой, но все станут так говорить, и это убьет ее.

Я сказал, что вряд ли кто-нибудь станет его наказывать.

— Ты боишься, Вистан, что я скажу граф-маршалу, что тебя следует выпороть? Я не скажу. Даю слово.

— Он возьмет меня к себе на службу, сэр Эйбел. Он обещал.

— Поздравляю.

— Я… у меня будет красивая одежда, как у Пейна. Я буду жить в достатке. Вкусная пища и деньги. Теплая постель.

— Ну так пользуйся случаем.

— Но я хочу стать рыцарем. Таким, как сэр Гарваон. Как вы.

Слова повисли в воздухе, но после продолжительного молчания я наконец крепко обнял Вистана. Когда я отпустил малого, он судорожно глотнул ртом воздух, прямо как Баки.

— Я… Значит ли это, что я снова ваш оруженосец?

— Если ты хочешь. Да.

— Я хочу.

Я позвал Орга, и он выступил из тени и стал рядом со мной.

— Вы хотите напугать меня? Я видел его раньше — в лесу, с сэром Своном.

— Знаю, — сказал я. — Но ты все равно испугался.

Вистан кивнул:

— Мне и сейчас страшно.

— Значит, ты понимаешь, что можешь испытывать страх, не пускаясь в бегство?

Он кивнул.

— В своих действиях рыцарь руководствуется честью, — сказал я, — а не страхом.

— Вы и раньше говорили нечто подобное.

— Я буду повторять это снова и снова, при каждом удобном случае. Одного понимания недостаточно. Это должно стать частью твоего существа. Почему ты боялся, что тебя выпорют?

— Теперь уже не выпорют. Я все объясню, но сперва мне нужно сказать вам еще одну вещь. Я рассказал граф-маршалу о нашем путешествии в Йотунленд. Как мы тронулись в путь, как вы присоединились к нам позже. Как вы с сэром Гарваоном спустились вниз с перевала, чтобы сразиться с напавшими на нас великанами. О событиях в Утгарде. В общем, обо всем, что знал.

— Ты сказал граф-маршалу, кто убил короля Гиллинга?

Вистан помотал головой:

— Нет. Я же сам не знаю. Я сказал, что, по моему мнению, это сделал Шилдстар или один из его сподвижников, поскольку я действительно так думаю. Но я не уверен. Значение имеет то, что я сообщил граф-маршалу о вас. Я сказал, что Тауг своими глазами видел, как вы погибли, но тем не менее вы вернулись, чтобы помочь нам. Я рассказал все, что знал, и он заставил меня поклясться в правдивости отдельных моих слов: во-первых, насчет вас, а во-вторых, насчет королевы Идн, ведущей сюда сотню великанш. Я воздел меч к Скаю и поклялся, как он требовал, а он сказал, что великанши-то и станут своего рода пробным камнем моей честности, — мол, когда они придут, он убедится, что я говорил чистую правду, и тогда возьмет меня на службу. В общем, он знает все. Все, что мне известно о Йотунленде.

Я кивнул.

— Он знает о Тауге и Этеле; о том, как леди Линнет заплутала в лесу и случайно забрела в Эльфрис и как вы явились туда, а также сэр Гарваон и сэр Свон. Он уже знает, что вы можете читать ту книгу. — Вистан судорожно сглотнул.

— Разумеется, он знает. Но может ли и он тоже читать ее? Вот в чем вопрос.

— Думаю, может. Он бы не хранил у себя такую книгу, когда бы не мог прочитать, верно ведь?

— Конечно хранил бы. Книги представляют собой великую ценность. Переписчик тратит многие годы на переписку одной — и кто знает, какие ошибки он допустит по ходу дела? Любая книга высоко ценится, и чем древнее копия, тем она ценнее. Если сам граф-маршал не может прочитать книгу, он наверняка надеется найти кого-нибудь, кто сумеет.

Вистан снова кивнул:

— Я постараюсь прояснить этот вопрос.

Он навел меня на мысль провести еще одну проверку, и я позвал Ури. Она выступила из огня, тоненькая и совершенно обнаженная. Вистан воспринял появление Ури более спокойно, чем я ожидал, и старался не смотреть на нее — или, во всяком случае, ей в лицо, когда она говорила. Она, всегда очаровательная, той ночью казалась обворожительнее, чем когда-либо прежде: тоненькая и гибкая как тростинка, невыразимо изящная в каждом своем жесте, ярко светящаяся. В скором времени я понял, что, потеряв всякую надежду соблазнить меня, она направила все свои усилия на Вистана. Тогда я велел Вистану удалиться.

Уже положив руку на дверной засов, он на мгновение замялся:

— Есть еще одно. Я скажу вам, когда вернусь обратно, ладно?

— Я уже лягу спать. Говори сейчас.

— Я велел внести ваше имя в списки участников многих состязаний турнира, сэр Эйбел. Я знал, что вы пожелаете выступить на нем, и потому разыскал помощника герольдмейстера, назвался вашим оруженосцем, и он записал вас. Вот почему я сказал, что они выпорют меня, коли вы не возьмете меня обратно.

— Что они и сделали бы, безусловно. Однако ты поступил правильно. Какие именно состязания?

— Лук, алебарда, рыцарский поединок и рукопашный бой.

— Ты сказал «многих состязаний». Всего четыре?

— По стрельбе из лука на самом деле проводятся два состязания. Верхом и пешим.

Я кивнул и знаком велел Вистану удалиться.

Как только дверь за ним закрылась, Ури повалилась на колени и взмолилась о пощаде. Я заставил ее встать и сказал, что еще не решил, следует ли мне сохранить ей жизнь. Это была ложь: я не имел ни малейшего намерения убивать Ури, но счел нужным немного подержать ее в неведении, для ее же пользы.

— Я всегда любила вас, господин. Больше, чем Баки. Больше, чем… чем кто бы то ни было.