«Значит, еще есть надежда, что я выживу», – подумал он, жмурясь от сильной боли. Наверху послышалось движение, и он поднял голову. Сквозь зарешеченное окно на него взглянул какой-то человек и быстро исчез. Пенрод сделал еще несколько больших глотков и почувствовал некоторое облегчение.

Дверь комнаты со скрипом отворилась, и на пороге появились два охранника в джиббах, тюрбанах и с обнаженными мечами в руках.

– Кто вы такие? – вскинулся Пенрод. – Кто ваш хозяин?

– Не задавай глупых вопросов, – ответил один из них. – И вообще помолчи, пока тебя не спрашивают.

Вслед за ними в комнату вошел еще один человек, гораздо старше, с седой бородой; в руке он держал кожаную сумку, обычную для восточного доктора.

– Да пребудет с вами мир и благополучие Аллаха, – сдержанно приветствовал его Пенрод.

Тот молча кивнул, не удостоив его ответом, поставил сумку на пол и приступил к осмотру. Сначала он ощупал голову Пенрода, затем предплечье и, наконец, шею. Пенрод сцепил зубы, чтобы не закричать от боли. Ему очень не хотелось доставлять такое удовольствие охранникам. Врач обследовал мышцы на руке и удовлетворенно хмыкнул. Отрезав длинный рукав арабской галабийи, в которую был облачен Пенрод, он забинтовал предплечье и повесил руку на перевязь. Это принесло раненому заметное облегчение.

– Да благословит вас Аллах и его пророк, – произнес Пенрод, но врач лишь коротко улыбнулся и промолчал.

Напоследок доктор налил в чашку какую-то темную густую жидкость из принесенной бутылки и протянул ему. Пенрод выпил, поморщившись от горечи. Доктор молча забрал сумку и вышел из камеры. Он навещал Пенрода все последующие дни, и с каждым его визитом охранники приносили кувшин с водой, черствый хлеб и сушеную рыбу. За все это время никто из них не произнес ни слова и даже не ответил на традиционные арабские приветствия и пожелания добра.

Горькая жидкость, которую Пенрод пил все это время, заметно смягчала боль. По всей вероятности, ему давали наркотическое средство. Осмотрев пациента на пятый день, доктор остался доволен своей работой, поправил ему бинты, но когда тот попросил дать ему еще немного темной жидкости, отрицательно покачал головой. Он вышел из комнаты и что-то сказал охранникам, но Пенрод не разобрал его слов.

К утру действие наркотика прекратилось, и тот обрел прежнюю ясность мысли. Боль в руке возобновлялась, лишь когда он пытался поднять ее. Сотрясения мозга тоже можно было не опасаться. Он закрывал то один глаз, то другой, глядя на оконную решетку, но она, к счастью, не двоилась. Он начал усиленно массировать и разрабатывать больную руку и вскоре мог уже поднимать локоть на уровень плеча.

Визиты доктора прекратились, и Пенрод воспринял это как обнадеживающий признак выздоровления. Только охранники периодически навещали заключенного, оставляя еду и питье. Это давало возможность спокойно обдумать свое положение и наметить хоть какую-то перспективу. Внимательно осмотрев цепи на ногах и руках, он убедился, что они довольно крепкие, хотя и достаточно удобные. Очевидно, этот нехитрый механизм совершенствовался столетиями. Без ключа или отмычки справиться с ним было практически невозможно. Затем Пенрод внимательно изучил помещение, в котором вынужден был коротать время. Через узкое зарешеченное окно он видел только клочок неба, поэтому стал внимательно прислушиваться, чтобы получить хоть какую-то информацию с помощью звуков и запахов. Он явно находился в Омдурмане, о чем свидетельствовала едкая вонь гниющего мусора и приторные миазмы речного берега. Порой до него доносился плеск воды и редкие голоса с причаливающих торговых судов. Кроме того, пять раз в день он слышал заунывные призывы муэдзинов, приглашавших правоверных на молитву с высокой башни у новой мечети:

– Спешите на молитву! Спешите ради собственного блага! Аллах велик! Нет Бога, кроме Аллаха!

Все это позволило ему хотя бы приблизительно определить место своего заточения. Судя по всему, он находился в трехстах ярдах от мечети, недалеко от берега, к востоку от площадки для казни и примерно на таком же расстоянии от дворца Махди и его гарема. Направление он определил по тем запахам, которые доносил до него ветер сквозь зарешеченное, но открытое окно. С одной стороны тошнотворно пахло разлагающимися трупами казненных, а с другой – костром и жареным мясом. И Пенрод наметил некий треугольник, в центре которого находилось место его заточения. Таким образом он пришел к весьма неутешительному выводу, что находится в лагере племени беджа неподалеку от Бейт-эль-Маля – опорного пункта его старого и непримиримого врага Османа Аталана. Только после этого он стал осмысливать, что с ним могло случиться и почему.

Сначала он решил, что его предал Якуб, и обдумывал эту возможность несколько дней, но в конце концов счел ее маловероятной. Он столько раз доверял свою жизнь косоглазому проходимцу и мошеннику, что не мог допустить мысли о его предательстве. Если Якуб продал его дервишам, значит, никакого Бога нет и в помине.

Пенрод острыми концами металлических наручников отмечал на грязном полу дни, проведенные в камере, и поставил уже пятьдесят две палочки с того момента, когда к нему впервые пришел врач.

Охранники отсоединили его цепь от металлического штыря, но руки и ноги оставили закованными. Это позволяло худо-бедно перемещаться, но лишало возможности бежать.

Настал день, когда через внутренний дворик его вывели на площадку, огражденную высокой стеной, вдоль которой сидели около сотни аггагиров из племени беджа с обнаженными мечами на коленях. Их копья и щиты были сложены неподалеку. Они с любопытством разглядывали Пенрода, и он сразу узнал среди них тех, с кем сражался в последней стычке. У дальней стены площадки виднелась небольшая платформа, на которой в дорогом кресле восседал его смертельный враг Осман Аталан. Даже на фоне этих храбрых и сильных воинов он выделялся своей мощью и статью. Охранники подтолкнули его к возвышению, и Пенрод, гремя кандалами, медленно поплелся через всю площадь. Когда он остановился перед Османом Аталаном, один из охранников прошипел ему в ухо:

– На колени, неверный! Выкажи свое почтение славному эмиру беджа.

Пенрод вытянулся по стойке «смирно».

– Осман Аталан знает, что меня нельзя силой поставить на колени, – твердо произнес он, пристально глядя на эмира.

– На колени! – закричал охранник и, размахнувшись длинным копьем, с такой силой ударил Пенрода по почкам, что тот, согнувшись в три погибели, рухнул на землю, загремев цепями. Но, упрямо подняв голову, презрительно посмотрел на эмира.

– Склони голову! – приказал охранник и приготовился нанести второй удар рукояткой копья.

– Довольно! – остановил его Осман, и охранник послушно шагнул назад. – Добро пожаловать в мой дом, Абадан Риджи, – сказал Осман, прикоснувшись кончиками пальцев к губам, а потом к сердцу. – С нашей первой встречи на поле Эль-Обейда нас связали такие прочные нити, оборвать которые не так просто.

– Да, это может сделать только смерть одного из нас, – согласился Пенрод.