Алек сделал еще несколько шагов назад, потом замер, как испуганный олененок. Дождавшись, когда его убийца окажется в пределах досягаемости рапиры, он выхватил клинок и ударил.

В самый ответственный момент камень под ногой подался, и его удар не оказался смертельным, но все же рапира сильно стукнула седого по ребрам; тот потерял равновесие, неуклюже развернулся и попытался достать Алека мечом, но вместо этого упал и тяжело покатился вниз — почти до самого края обрыва.

В этот момент позади Алека раздался приглушенный крик, но он не рискнул обернуться. Его противник был уже на ногах и снова двигался к нему.

— Шутить изволишь? — прорычал он. — Я свяжу тебя твоими собственными кишками, мальчишка, и вобью тебе в горло…

Алек не был достойным противником головорезу и знал это. Не задумываясь, он схватил камень и швырнул его. Удар пришелся убийце в лоб. Оглушенный, тот покачнулся и снова скатился к обрыву. Он мог бы и удержаться, но его падение сдвинуло с места камни на краю осыпи. С грозным скрежетом целая груда — как раз ниже того места, где стоял Алек, — заскользила и рухнула в пропасть, увлекая с собой человека.

Отчаянно взмахнув руками, Алек опрокинулся на спину и тоже поехал по склону оползня ногами вперед — к неминуемой смерти. Он был охвачен таким ужасом, что даже не вскрикнул и только смотрел в закатное небо, понимая, что это последнее, что он увидит в жизни.

Неожиданно сильная рука схватила его за плечо. Алек вцепился в нее, проехал еще несколько футов и наконец остановился на самом краю — ноги его повисли в пустоте. Едва осмеливаясь дышать, он поднял глаза и увидел Серегила — тот, распластавшись на животе, лежал на камнях; лицо его было белым — то ли от пыли, то ли от страха.

— Не двигайся! — прошептал Серегил. Потом, так же тихо, продолжил: — Перекатись на бок, в ту сторону, где лошади. От ровной земли нас отделяет всего несколько футов. И помни о своей рапире. Постарайся не потерять ее, если сможешь.

Предательский камень, сорвавшийся вниз, заставил их снова ухватиться друг за друга. Осторожно перемещаясь, они наконец добрались до узкой полоски ровной земли, которую очистил последний камнепад. Только они оказались на дороге, как новый слой камней начал скользить к пропасти. Отчаянно помогая друг другу удержаться на ногах, они достигли безопасного места как раз в тот момент, когда вся огромная масса рухнула вниз, унося с собой тело второго головореза, которого Серегилу удалось захватить врасплох еще в начале схватки.

Все еще цепляясь друг за друга, Серегил и Алек смотрели, как последние камни скатываются с обрыва.

— Сколько же раз мне видеть сегодня, как ты чудом остаешься в живых! — выдохнул Серегил.

— Два — больше мне не выдержать, — хрипло прошептал Алек, опускаясь на колени. Он оглянулся туда, где чуть не погиб, и вдруг заметил блеск металла на вершине оставшейся осыпи. — Серегил, посмотри! Видишь?

— Ну, дьявол меня побери! — Серегил, хромая, подошел к камням и осторожно высвободил свою побитую камнепадом рапиру. Эфес был исцарапан и лишился дужки, но ножны защитили клинок.

На следующее утро, когда они въехали в Уотермид, Серегил скакал впереди.

Их встретил Микам, окруженный своими гончими.

— Уже вернулись? — спросил здоровяк, поднимая на них глаза. Его улыбка поблекла, однако, когда он присмотрелся повнимательнее. — Что, черт возьми, с вами приключилось?

— В Цирне мы привлекли к себе некоторое внимание, — ответил Серегил, неловко спешиваясь, и, хромая, направился к дому.

— Мы попали в засаду на обратном пути, — объяснил Алек. — Думаю, это были наемные убийцы.

— Думаешь?

Серегил с усмешкой поднял брови.

— У нас было не так уж много времени на разговоры с ними, но, мне кажется, Алек прав. Похоже на то, что за мной следили с того момента, как Теро вышел в моем теле из тюрьмы.

— То-то мне показалось, что я слышу знакомые голоса, — воскликнула Кари, выходя из своей комнаты в холл; она выглядела бледной и изнуренной. — Серегил, ты ранен! Сейчас принесу травы.

— Со мной все в порядке, — заверил он ее, опускаясь на скамью перед камином. — Прошлую ночь мы провели на военном посту. Их хирург подштопал меня. А вот от горячей ванны я бы не отказался.

— Я скажу Арне, пусть добавит в воду березовые почки и листья арники, чтобы утишить боль. И чай с корой ивы тебе не повредит.

— Она плохо выглядит, — заметил Серегил, обращаясь к Микаму. — Уж не заболела ли?

— Не заболела на самом деле, — ответил Микам, не глядя другу в глаза. — Просто неважно себя чувствует.

Серегил внимательно посмотрел на Микама, потом понимающе улыбнулся:

— Я знаю, что означает это выражение. Она снова беременна, не так ли?

— Ну…

— Ах, да скажи ты им, — проворчала Кари, возвращаясь с двумя кружками на подносе. — Бесполезно пытаться что-то скрыть от Серегила.

— Значит, правда? — воскликнул тот. — Потроха Билайри, Микам, и давно ты об этом знаешь?

— Она мне сказала, когда я вернулся домой в последний раз. Малыш родится в конце лета, да будет на то воля Создателя.

— Да будет на то воля Создателя, — повторила Кари, прижимая руки к переднику. — У меня это всегда-то проходило не слишком гладко, а теперь я к тому же немолода. Я уж не думала, что буду еще когда— нибудь вынашивать ребенка, но Дална, должно быть, увидел, что в доме есть место еще для одного. — Она мягко улыбнулась. — Может быть, на этот раз родится сын. Говорят, мальчишка доставляет матери больше неприятностей в первые недели.

— Бедняжку тошнит днем и ночью, — объяснил Микам, обнимая жену за талию.

— Да, я сейчас не чувствую себя особенно бодрой, — вздохнула Кари, проводя рукой по лбу. — Пожалуй, мне лучше снова лечь. Девочки не будут вам мешать. Сегодня их нет дома.

Микам проводил Кари в ее комнату и осторожно прикрыл туда дверь. Когда он вернулся, Серегил демонстративно отсчитывал по пальцам недели.

— Ну и ну. К концу лета, так? Горячо же тебя приветствовали дома в прошлом эразине.

— Горячее, чем тебя, это уж точно. Если ей удастся выносить малыша, я ничего против не имею, чтобы снова кто-то путался под ногами.

— Удастся выносить? — переспросил Алек.

— Да, — грустно кивнул Микам. — У нее было столько же выкидышей, сколько и благополучных родов. Последний раз такое случилось через год после рождения Иллии. Это всегда приходится на первые недели, и потом она долго болеет. Опасный период еще не миновал, видишь ли, и она очень беспокоится. Но давайте вернемся к вашим делам. Чем это они вас так, сукновальными колотушками?

— Камнями при обвале, — ответил Серегил, снова становясь серьезным. — Два человека подстроили нам ловушку там, где дорога в горах уже всего. Нам удалось выбраться, но Лохматого я потерял.